Начало этой истории теряется где-то далеко, в глубине моего сознания. Так бывает, когда все последующие события напрочь затмевают все предыдущие.
Да, наверное, это и не так важно – с чего всё началось, важным стало то, что мы, наконец, «спалились». Мы – это я и моя сестра-двойняшка. Нам по пятнадцать: возраст, когда хочется попробовать на зуб целый мир, но зубы ещё молочные.
Меня зовут Дэн, попросту Денис, сестру – Вика. Наша мама – спец индустрии красоты, она не вылезает из салонов по одной простой причине – она ими владеет. Отец – тоже чем-то владеет, но об этом он мало рассказывает. Я думаю, что он щемится говорить о своём бизнесе, потому что этот бизнес либо не совсем законный, либо не совсем этичный.
Как бы то ни было, мы с сестрой не бедствуем, учимся в престижной школе, ходим в приличных шмотках и в свободное время залипаем в «Варике».
Походу родаков вполне устраивала наше вялотекущее взросление, пока мы с сестрой не стали заходить слишком далеко. Я не буду распространяться, о чём речь, к чему мне делать лишнюю рекламу этим клубам и всему, что с этим связано. Но однажды родители, сами вернувшись с аморальной вечеринки, застали нас в состоянии далеко неадекватном. Соусом к этому стало наличие в наших комнатах контрацептивов и энергетиков, а жирной вишенкой на торте – присутствие ещё пятерых друзей неидентифицируемого пола, разбросанных как носки по территории квартиры.
Утро выдалось мрачным. Во всех смыслах.
На душе было неуютно. Но мы с сестрой переглянулись и мысленно сошлись на том, что до убийства дело не дойдёт, а всё остальное для нас было индифферентно.
«Совет в Филях» проходил без нашего присутствия. Озвучка же приговора помпезно прошла в официальных тонах, с претензией на безаппеляционность.
- С началом лета вы оба едете в деревню! – сказал нам папан. Это звучало как приговор о ссылке в Сибирь.
- К вашему деду, - добавила маман.
Этим же днём были куплены билеты и демонстративно подложены нам на компьютерные столы.
Так, собственно, и началась эта долгая эпопея под кодовым названием «На деревню к дедушке!»
Деда мы видели всего пару раз, когда мы были в том лучезарном возрасте, в котором самым вкусным на свете считается манная каша. Потом дед, по причине возраста перестал к нам приезжать, а родаки навещали его без нас.
Самым страшным оказалось не то, что дед жил в деревне, в глуши и даже дальше, чем Сибирь, а то, что дата в обратных билетах приходилась на август.
Мы попали по-полной.
Деревня носила красивое русское название Боголюбово. Да и дед оказался ещё вполне ничего себе, мы сразу его вспомнили и поскольку у нас он, кроме щенячей радости, никаких ассоциаций не вызывал, полюбили его безусловно и навсегда.
Когда наши вещи в придачу с нами благополучно перекочевали в дом деда, и мы позволили себе немного расслабиться и осмотреться, нас ждал первый удар: в деревне не было интернета. От слова совсем.
Наши гаджеты лежали в сумке мёртвым бесполезным балластом и годились лишь на слабые ностальгические воспоминания в виде уже опостылевших закачанных игр.
ТВ, естественно, тоже было примитивно минимальным, и здесь мы с sister окончательно осознали, что погорячились насчёт мыслей об отсутствии высшей меры. Мера была – куда уж выше…
Нетерпеливо забегая вперёд, сразу скажу: мы выжили. Мы с сестрой дожили до прекрасной даты, обозначенной на обратном билете.
Но наша жизнь после этой даты уже никогда не станет прежней…
Вечер второй.
Почему сразу второй? Потому что первый день ушёл на банальную физиологическую и психологическую адаптацию, и не думаю, что его можно брать в расчёт.
Вечером второго дня, дед, от души напичкав нас деревенской едой, сел в глубокое кресло, важно выдержал мхатовскую паузу и сказал:
- Ну, что орёлики, поскольку книжки вы читать, я так понимаю, не любите, тырнета у меня, извиняйте, нету, а развлекаться вам чем-то надо – значится, буду я вам на ночь сказки рассказывать.
- Дееед, - закатила глаза Вика, - нам по пятнадцать лет! Какие сказки ваще?!
Я же мужественно прикрыл веки и только тяжело вздохнул.
- Да не пужайтеся вы так, - захихикал дед, - про Колобка и Репку я не буду рассказывать.
- И на том спасибо! – язвительно сказала Вика.
- Я, робятки, знаю много сказок поинтереснее, во как! Со смыслом, с толком, с намёком.
- Да всё равно, сказка – она и есть сказка, - заныла сестра.
Дед прищурился и сказал:
- А давайте на спор: если через месяц вы меня сами начнете просить, чтоб я вам рассказал новую сказку – то вы поможете мне в огороде.
- Ладно, давай свои сказки, - покосившись на моё лицо, ответила Вика.
- Акеюшки! – неожиданно ответил дед.
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был Иван-дурак. Жил не тужил, сам жизни радовался, да других радовал. Вставал на заре, свистел на горе и шёл в поле пашню пахать.
А по соседству с Иваном-дураком жил Федот. Сурьёзный, важный, лишнего слова не скажет, вечно у себя на уме. Подозрительный, недоверчивый и умныыыый, как паровоз.
– Здарова, Ивашка, драная рубашка!
– Здарова, Федотка, лужёная глотка!
– А куда ты идёшь-то, неужели пахать?!
– Иду с землицей пообщаться, Федотка, урожая у неё попросить хочу!
– У кого?! У землицы?! Ну, ты точно дурень!..
У Федота тоже пашня была, хорошая, большая. Но сам он её не пахал. Он что, дурак что ли? Федот заморских батраков нанял: за три пятака. Батраки пахали, а Федот прибыль подсчитывал:
– Вот я сегодня весь день на лавке провалялся за три пятака. За месяц – тридцать три пятака заработаю! Умныыыый, аж череп от мозгов по швам трещит!..
Сказка первая
О пороках
Солнце в зените стоит, жарко. Иван поработал и в тенёчек прилёг, квас попивает, да бублик жуёт. Работа никуда не денется, вот она – рядом дожидается.
Идёт мимо Лень-матушка.
– Здравствуй, Иванушка, рада-радёхонька тебя видеть! Хорошо, что лежишь, под лежачий камень вода не течёт – стало быть, сухим останешься!
– И тебе не хворать, Матушка! Иди своей дорогой, тебе меня всё равно не соблазнить!
– Что, прямо-таки ни капельки не хочется полениться? – не унимается Лень-матушка.
– Да лень мне лениться! – улыбается Иван, – Кто ленив сохой, тому весь год плохой.
– Вот, дурень! – ворчит Матушка-Лень, позевала и пошла к Федоту.
А у нашего Федота – нараспашку ворота, он таким гостям завсегда рад. Он же не дурак…
Иван на пашне квасок попивает, да жару пережидает.
Шествует мимо Утроба-ненасытная. Идёт, пыхтит, жир аж на солнце шкварками шкварчит.
– Здравствуй, сиротинушко ты моё голодное, – запричитала Утроба ненасытная, – ой, за версту чую – как у тебя с голодухи-то в животе урчит! Расстилай скатёрку – сейчас я тебя кормить буду!
И ну метать из баула своего окорока копчёные, да тушки запечёные, стерлядку в тесте, да чарку грамм на двести.
– Кушай, Ванечка, сила – она ж в еде, долго ли протянешь на хлебе и воде!
– Живот не мешок: про запас не поешь! – ухмыляется Иван. Дурак – что с него взять…
И пошла Утроба-ненасытная к Федоту. У Федота – пожрать всегда охота!
Вот отдохнул Иван и снова в пашню. Круг за кругом нарезает, землица из-под сохи как масло ползёт, уже и конь устал плуг тащить, а Иван разошёлся – не унять.
Тут как тут Жадина-говядина. По сторонам озирается, глазками стреляет. Ивана увидала и давай на ушко нашёптывать:
– Давай, Ванечка, давай миленький, ещё десять десятин и три десятины сверху, давай, пока силушка есть! Вон земли-то сколько, бери больше!
– Отвянь, жлобина, мне лишнее ни к чему, мне бы семью прокормить, да коня своего, и большего не надо! Жадность — всякому горю начало.
– Вот дурааак! – говорит Жадина-говядина, – не понимаешь ты счастья своего.
И пошла она к Федоту. Федот – тот любитель экономить на батраках, да не быть в дураках. Он как раз надумал батракам через раз платить.
Долго ли коротко ли, пашет Иван, а тут некстати мимо идёт Зависть Завидущая.
– Ох, какой красавчик! Ах, какие кулачищи! Ух, какой конь, мне бы такого… Привет, Ванька, всё пашешь? А Федот-то наш на лавке лежит, пузо на солнце греет, забот не знает… А ты пашешь как дурак!.. Не завидно?
– Иди отсель, – улыбается Иван, – злой плачет от зависти, а добрый от радости!
Аж почернела от злости Зависть Завидущая и пошла к Федоту. У Федота на чужое добро глаза разгораются. Его хлебом не корми – дай чужие барыши посчитать…
А Иван работает себе, да и работает.
Идет по дороге Гнев Яростный, идет так, что пыль столбом летит, деревья трещат, птицы в стороны разлетаются. Такому – лучше на пути не попадаться.
– Эй ты, холоп, дубина неотёсанная, почему не приветствуешь меня?! Не уважаешь?
– Бог с тобой, Гневище, не будь злыднем, гневом и соломки не переломишь!
– Да я тебе сейчас хребет переломаю! – рычит Гнев Яростный, - выходи на дорогу, давай драться!
А Иван только улыбается в ответ. Стал раздуваться Гнев от злости, раздувался, раздувался и лопнул. Только клочья на деревьях повисли.
Покачал головой Иван и снова в пашню. А солнце уже к закату идёт, дело к вечеру.
Бредёт по дороге Похоть Распутная. В наряды развратные приодета, напомажена да накрашена, будто прынцесса заморская. Добра молодца увидала и давай глазки строить:
– Здравствуй соколик, здравствуй мой сладкий! Полно тебе спину надрывать, время и отдохнуть-расслабиться, любви страстной предаться!..
Иван пот вытер со лба, оглядел девицу и говорит:
– Хороша девка, да не люба ты мне, есть у меня друг сердечный – жёнушка родная – её люблю. Тот себя губит, кто чужую любит.
Скривилась-скукожилась Похоть, отвернулась презрительно и к Федотке пошла. Федот до чужих девок охоч, когда совсем невмочь.
Солнце за гору ушло, а Иван работу закончил. Стоит, пашню оглядывает, радуется – вон сколько наворотил!
Тут как тут из-за кустов Гордыня Спесивая, высокомерно на Ивана смотрит и снисходительно слово молвит:
– Молодец, Иван, герой! Выстоял, выдюжил, все испытания прошёл! Ты лучше всех! Ты и самый сильный, и самый красивый, и самый верный нет тебе равных! Никакие Федотки – не годятся в подмётки! Достоин ты большего в жизни!
Только рассмеялся Иван в ответ:
– Не подымай носу: спотыкнешься! Не моё это – чваниться. Гордым быть – глупым слыть!
Что с него взять – дурень же!
Пошла Гордыня Спесивая к Федоту. Говорят же про Федота, что он птица высокого полёта.
А Иван домой пошёл, радостный и счастливый. Много ли дураку надо.
Вечер третий.
- Прикольные у тебя сказки, - сказал я деду, - вроде всё как в сказках, но как-то правдоподобно.
Вика гордо молчала.
- Тогда я дальше рассказываю, - ответил дед, - послушать послушайте, но выводы не спешите делать, покумекайте там себе в голове маненько.
Сказка вторая.
Урожай
Год урожайным выдался. Всего уродилось в достатке, и вершков, и корешков. Радуется Федот, радуется Иван. А радуются-то по-разному: Федот прибыли рад, а Иван – урожаю! Вот оно как!
Ну да ладно. Поехали Федот да Иван на базар, излишки продать, иначе в амбары и погреба не войдёт всё – сгниёт.
Едут. Федот уже прибыль подсчитывает, он же не дурак, надо ж всё рассчитать – что в опт, что в розницу. А Ивану – что в лоб, что по лбу, он не про деньги думает, он думает, что в другой деревне неурожай был, градом всё побило, и что он помочь может… Не о себе думает, дурень, что с него взять.
Да и правда, из соседних деревень на базар покупатели понаехали: вершки да корешки скупать, у них же неурожай. Федот сразу скумекал, что товар-то по любой цене уйдёт, и давай цену накручивать. Так накрутил – считать не успевает, только знай гребёт денежку в мошну, везуха!
А Иван не охоч на чужом горе-несчастье в рай въезжать, он цену скинул до божеской. «Вот дурак!» – усмехается Федот.
Долго ли коротко ли, распродали товар и домой.
Вот едут, довольныеееее.
«Надо ещё три сундука сколотить и семь шкатулок, – ворочает мозгами Федот, – а то деньги девать некуда, сундуки в огороде закопаю, а шкатулки в горнице поставлю, да любоваться буду».
А Иван-дурак ничего не думает, лежит себе на телеге, руки за голову и соломинку жуёт. Он родным гостинцев накупил – жёнушке платок цветастый да бусы янтарные, деткам – петушки на палочке и книжки с картинками. Вот дуралей.
Как приехали в деревню – Федот сразу батраков позвал, дал команду сундуки сколотить и шкатулки изразцовые вырезать из красного дерева. Знамо дело – деньги они красоту любят.
А Иван опять чудить надумал: коня распряг, подарки раздал и пошёл по деревне.
Идет-бредёт, дошёл до кузни.
А там жар пылает, звон раздаётся – кузнец работает, кувалдой по наковальне тук да тук, бряк да бряк.
– Здорово, кузнец, – кричит Иван, – что куёшь?
– Здорово, Ванька, вот подковы кую, лошадей ковать скоро.
– Вижу я, кузнец, что крыша в кузне совсем прохудилась.
– Есть такое, дырявая крыша маненько, но ничего, пока дождя нет – терпимо.
– Вот тебе, кузнец, сто целковых – найми работный люд, перекрой крышу, с крышой-то оно половчее работать будет!
– Вот спасибо, Иван, уважил!..
– Бывай здоров, кузнец!
И пошёл Иван дальше.
А тут изба Евдокии-солдатки. Да не изба даже, а так – хатка. У Евдокии муж недавно на войне буйну голову сложил, и остались у вдовы семеро по лавкам, мал-мала-меньше.
Постучал Иван в покосившиеся двери, кричит:
– А дома ли кто?!
Детвора Ивана облепила, а Евдокия спрашивает:
– Зачем пожаловал, добрый молодец?
– Не посчитай за дерзость, прими вот подарочек от меня, за просто так, от души, - и протягивает Евдокии мешочек с монетами, - накорми деток досыта, да обувку им справь годную.
– Ой, да храни тебя Господь, Ванечка! – прослезилась Евдокия.
А Иван крякнул, макушку взъерошил и дальше пошёл.
А на горе – мельница стоит, Иван и туда заглянуть решил.
Постучался к мельнику в ворота. Мельник – мужик обстоятельный, не бедствует, да вот беда – третьего дня шальным вихрем ветрило поломало, видно стара мельница стала. Мельник сидит на завалинке, репу чешет, размышляет как бы мельницу починить.
– Хоть шуткой, хоть смехом, было бы дело с успехом! – говорит Иван, – слыхал я, мельница у тебя повредилась.
– Есть такое дело, – вздыхает мельник, – и, ох как не вовремя, щас мужики зерно потащат молоть-перемалывать, а молоть-то и нечем, беда.
– Не горюй, мельник, – улыбается Иван, – вот тебе сто целковых, ремонтируй свою мельницу…
Долго ли, коротко ли, а тут и осенние холода подошли. Народ стал о заморозках думать, лютая пора грядёт. Ох, придёт зима, не спросит никого – всё проверит, всё посмотрит.
Федот Зерно по мешкам понасыпал и на мельницу засобирался. Да вот беда – конь скользит, спотыкается, подковы поизносились. Пошёл Федот к кузнецу. Глядь – а там Иван у ворот, коня за поводья держит. Тоже видать подковать решил.
– Иди, – говорит Федот, – постой в сторонке, подожди, пока моего коня подкуют. У меня зерна много, мне нужней, да я и заплачу кузнецу больше.
А тут кузнец вышел, взял у Ивана коня повёл в кузню и говорит:
– Я тебе Иван до конца жизни подковки на коня ставить буду, без очереди и бесплатно.
Федот рот раскрыл – чуть муха не залетела.
Суд да дело, до вечера и до мельницы добрались. Федот мешки к мельнице выгружает, глядь – а там Иван стоит.
– Отойди в сторонку, дуралей, не видишь – у меня зерна-то поболе!
А тут мельник вышел. Взял у Ивана зерно, а Федоту велел через недельку приезжать.
Федот рот раскрыл – чуть воробей не залетел.
– Везёт же дуракам!
Поехал Федот домой не солоно хлебавши.
Мимо Ивановой избы проезжает – а там чудо-чудное, диво-дивное – какая-то ребятня у Ивана во дворе: поленницу складывают, изгородь правят, двор метут, да весело так, с азартом.
– Вы чьих будете, ребятки? – спрашивает их Федот.
– Мы Евдокии-солдатки дети, – отвечают мальцы.
– А почто это вы Ивану помогать решили?
– А за просто так, от души! – смеются детки.
Федот рот раскрыл – чуть ворона не залетела.
Вот такие дела.
Вечер четвертый.
- Как отдыхается? – спрашивает нас дед.
- Купались и загорали, речка – класс! – ответили мы почти хором.
- Пошли бы по окрестностям, что всё речка да речка… У нас такие места! В лесу скоро земляника пойдёт, вы ж настоящую лесную землянику и близко не видели!
- Не, в лесу страшно, - помотала головой Вика, - медведи всякие и ваще…
- Страшно? – захихикал дед, - вот где у нас страх, - и он постучал скрюченным пальцем по своему лбу, - вот, слушайте, что я вам расскажу…
Сказка третья
Страх
Лето красное. Честной народ по грибы, по ягоды ходит. Пошли и Федот с Иваном. Летом – день год кормит.
Идут-бредут дорогой просёлочной, полем ромашковым, до леса дошли. Лес тёмный, мрачный, а Федот с Иваном не боятся ничего, они ж мужики! Чего им пугаться, вон они какие здоровые – косая сажень в плечах, волков бояться – в лес не ходить.
Волки не волки, а зверьё в тех местах водилось всякое. Рассказывали, что давным-давно даже медведь одного мужика заломал, ну и, наверное, съел. Медведь, как известно, господин всеядный, ему и мужичок – как балычок.
Собирают, значит, Федот с Иваном грибы-ягоды, чу – шорох какой-то в кустах! Федот остановился, напрягся, уже и бежать готов, и на дерево влезть. А Иван – даже глазом не повёл.
Стыдно стало Федоту, дальше по траве рыщет в поисках даров леса. «Показалось!» - успокаивает он себя.
А тут – раз, снова зашелестело, закачались кусты.
- Иван, слышишь?! А ну как медведь в кустах! – шепчет Федот.
- А если не медведь? – улыбается Иван. Беззаботный, дурак ведь, что с него взять.
- А если медведь?!
А из-за кустов вдруг выходит чудище неприятное, собою непонятное, само с вершок, голова с горшок.
Федот аж подпрыгнул. А Иван спрашивает:
- Ты кто, смехота?
- Я чудище лесное, а зовут меня Опаска, р-р-р-р!
- Не, не опасная ты! – улыбается Иван.
- Да, - кивает Федот, вытирая пот. И дальше пошли.
Только поляну пересекли – снова за кустами что-то странное, ветки качаются, потрескивают.
- Ну, точно медведь! – сипит Федот.
А из-за кустов вдруг выходит другое чудище, само с кошку, голова с плошку.
Федот, уже и корзину бросил – бежать приготовился. А Иван спрашивает:
- Ты кто, потеха?
А чудище отвечает:
- Я пугало лесное, а зовут меня Тревога, у-у-у-у!
- А мы тебя не боимся! – хихикает Иван. Дурак, что с него взять.
А Федот руками колени держит – дрожат они у него почему-то.
И пошли они дальше. Идут-бредут, уже и малины набрали по туеску. Глядь – опять за кустами хруст да шорох, будто прячется кто. Федот корзину на голову натянул и за Ивана спрятался. И тут как выскочит из-за куста нечто, само с быка, голова индюка.
Иван хмыкнул, макушку почесал и спрашивает:
- А ты кто будешь, уродинка?
А чудище отвечает:
- Я Страх лесной, уааааауууууу, пых-пых!
У Федота зуб на зуб не попадает, а Иван даже бровью не повёл.
- Иди, - говорит, - откуда пришёл, нечего тому страшиться, кто ничего не боится!
И дальше по кустам ломится, Федот за ним вприпрыжку – еле успевает. Одному не страшно, а двум веселей. А Страх лесной исчез куда-то, будто и не бывало.
Солнце к верхушкам деревьев клонится, лес всё темнее и темнее. Федот больше по сторонам озирается, чем грибы-ягоды ищет.
Вдруг – треск по кустам, да такой, что деревья закачались, земля ходуном заходила, да совы заухали.
Остановился Иван, прислушался, присмотрелся. Федот тоже как вкопанный встал, глаза вытаращил, трясётся весь, аж на слезу прошибает.
За кустами рык утробный, да вой загробный. И возня в куще такая, будто сам Змей-Горыныч там прячется. Или вся нечистая сила на шабаш собралась. Ну, тут уж Федот не выдержал, подхватил подол в охапку и – дёру из леса. Сапоги по дороге теряет, кафтан клочьями на ветвях оставляет, несётся, ног не чуя, себя не помня. Там, где бежал, аж просека появилась. Во как.
А Иван смотрит – из-за кустов выходит Мурашка, без лаптей и порток, а сам с ноготок. Махонький, безобидный, но важный.
- Я Ужас ужасный, злой да опасный, бу!
Иван только рассмеялся в ответ, Мурашку с пути веточкой смахнул и дальше пошёл.
А Федота потом трое суток по окрестностям искали, да неделю молоком отпаивали. Знамо дело – человек не боится, человек опасается. А так-то он смелый, даааа. В другой раз в лес – только с ружом! Или совсем не ходить, да ну его, этот лес.
Дед укоризненно качает головой, но я-то знаю, что вика не о моём желудке беспокоится, а о своём: съеденная клубника уже никогда не станет красной и не достанется ей. Я мысленно показываю ей неприличный жест одним из пальцев.
- Хорошая клубника будет, - задумчиво говорит дед, - ещё бы только дождя немного… А хотите сказку про дождь?!
Слушайте!
Сказка четвертая
Дождь
Ох, плохо без дождя в деревне. Сохнет всё. Такая жара стоит, что даже мухи летают, высунув языки. Вянут вершки, сохнут корешки, лопухи и те скукожились.
Стоит Иван посреди поля, на пшеницу смотрит. А пшеница – на Ивана: «водыыыы!»
Да где ж её взять, воду-то, дождя ужо месяц нет. Так, глядишь, и умрёт урожай.
Пошёл Иван по деревне в тоске-печали, переживает. Глядь – на завалинке дед Кузьма сидит, в кои-то веки вышел на солнышке погреться. Правда, валенки всё равно на всякий случай не снял. Деду Кузьме сто лет в обед. Он уже глуховат, слеповат, но мудр. Иногда к нему народ за советом идёт.
- Здоров, дядь Кузьма! – поклонился Иван.
- Здоров, Ванятка!
Дед Кузьма всех по имени помнит, с памятью хорошо у него. Только вот валенки забыл снять.
- Когда будет дождь, дядь Кузьма? – спрашивает Иван.
- Да бог его знает, - отвечает дед.
- Урожай погибает, - вздыхает Иван и присаживается рядом.
- Это плохо.
- Да.
- Так говоришь – урожай погибает?
- Ну.
- Ааа. Понятно. А чивой-та он погибает?
- Дождя нету.
- Ааа. Понятно.
Вот и поговорили.
- Эхе-хе, - вздыхает Иван, встаёт и идёт дальше.
А дед Кузьма, вслед посмотрел и кричит ему:
- Так, стало быть, дождя нет?!
- Ну, - оборачивается Иван.
- Так ты на Кудыкину гору сходи.
- Зачем?
- Дождя у неба попросить.
- А что, и то правда. А пойду и попрошу. Давно пора. И как я не догадался. Думал, что оно вот как-то само… А оно вона чё…
И пошёл Иван довольный.
А тут навстречу Федот.
- Здоров, Ивашка!
- Здоров, Федотка!
- Куда идёшь, Ивашка?
- На Кудыкину гору, Федот!
- А чё сразу дразнишься? Я ж сурьёзно спрашиваю.
- А я вот сурьёзно и говорю! Дед Кузьма посоветовал дождя у неба попросить. У тебя ж огород пересох?
- Ну?
- Стало быть дождь нужен?
- Вот ты дурень! Дед Кузьма давно уж из ума выжил, нашёл, кого слушать.
- Не, я верю, Федот, без веры никак.
- Ну, иди-иди, - ворчит Федот, а сам думает: «а чем чёрт не шутит, вдруг сработает!»
- Ивашка, а я, наверное, с тобой пойду!
- Ну, ладно, пошли.
- Только где ж она эта Кудыкина гора-то, не знаешь?
- Я разумею, Федот, что любая гора подойдёт, лишь бы до неба дошло.
- Тогда поболе гору выберем! Шоб сразу дошло.
И пошли Иван да Федот на самую высокую гору. Долго взбирались, до самого вечера. Взошли высоко на макушку, туда, где ветер свищет, подняли глаза к небу и начали дождя просить.
- Создатель, смилуйся над нами грешными, не дай умереть нам голодной смертью, просим - дай дождя на урожай!.. – шепчет Иван, глядя в небо.
- Совсем у меня огород пересох, капуста как луковица, репа как горох… - бубнит Федот.
- Просим всем селом, пошли нам тучку добрую, да с водицей благодатною!.. – умоляет Иван.
- Полей огород мой, прошу-умоляю, пшеницу мою ороси покруче, а я уж молиться тебе стану, свечку поставлю… - канючит Федот.
- Аминь!
- Аминь!
Только проговорили, ветер ещё сильнее засвистел, завихрился, в небо взвился. Глядь – откуда ни возьмись – тучка! Сначала махонькая, с избу, потом уже с церквушку, а потом и совсем огроменная, больше, чем рыба-кит. Плывёт туча прямёхонько на село, громом гремит, молниями посверкивает.
Запрыгали-заплясали от радости Иван да Федот. Сработала молитва-то! Ай спасибо небу, низкий поклон деду Кузьме за совет мудрый!
А вот и ливень ливанул. Иван с Федотом бегут с горы мокрые, счастливые и не переживают, что вымокли до нитки. Главное - урожай спасён!
В селе уж и народ на улицу тоже высыпал: радуются дождю.
Эх, только вот незадача-загвоздочка одна вышла: тучка-то с дождём по-над селом знатно прошла, но как-то так получилось, что огород Федота стороной обошла.
Вот ведь как бывает. А почему – да кто его знает? Тут даже дед Кузьма не объяснит.
Вечер шестой
- Дед, а ты в принципе крутой чувак! – не выдержал я в этот вечер, - я, если честно думал, что эээ… возраст, деревня… как-то это всё примитивно, неинтересно, а у тебя по ходу ай-кью зашкаливает!
- Точно, - согласилась Вика.
Дед хихикает.
- Чего по виду судить. У кажного человека сущность есть настояшшая, робятки, человек – продукт с виду сложный, но ежели разобраться, то можно любого по полочкам разложить. Вот, к примеру, слушайте…
Сказка пятая
Сущность
Страшные дела творятся в деревне. Рассказывают, что в медовый Спас лунное затмение будет. Такое бывает только раз в тысячу лет – когда затмение с Медовым спасом совпадает. И славится это затмение тем, что человек из себя выходит. Как будто ты – это не ты. И вроде идёт Иван по деревне, а это и не Иван вовсе. Или Федот: вроде и Федот – да не тот.
Об этом всем рассказывал местный батюшка, который много чего интересного знал. Не все, правда, верили. Больше всего Федот не верил, он вообще мало кому верил, но тут совсем разъерепенился: «брехня! - говорит, - так не бывает!»
«А ты пойди, проверь!» - осерчал батюшка.
«А что, вот пойду и проверю!» - хорохорится Федот.
Но ближе к вечеру, когда все от страха стали ставенки закрывать, Федоту жутко стало. «Сгину, не ровен час! - запаниковал он, - а не пойти – что обо мне люди подумают?! Скажут – струсил наш Федотка, вот позор-то!»
А тут Иван по деревне с сенокоса идет. Веселый, довольный, песенку насвистывает. Ну, дурак – что тут попишешь. У людей – вон какая форс-мажорина, а ему хоть бы хны.
И тут Федоту мысль в голову пришла, хорошая мысль, умная. У Федота других и не бывает.
- Слушай, Ивашка, а пойдём сегодня по деревне погуляем! Смотри, какие погоды нынче стоят!
- А пойдём, Федотка! И то правда. Щас только баньку истоплю…
И, как стемнело, пошли Иван да Федот по деревне гулять. Гуляют четверть часа – не страшно, гуляют половину часа – не боязно, гуляют час – совсем осмелел Федот, идет руками машет, Ивану хвастается – какой он по жизни храбрец, да удалец, ничего не боится. Даже лунного затмения в Медовый спас.
А тут раз, и вот оно – затмение. Собаки во дворах завыли, коровы замычали, дрожь по земле пошла…
И вдруг видят Иван да Федот – навстречу им идут другие Иван да Федот! Во как!
Федота, знамо дело, чуть кондрашка не хватила, упал в кусты и лежит – дышит через раз. А Иван остановился, макушку почесал и стал рассматривать самого себя, ну и Федота заодно – тех, которые как бы ненастоящие.
Люди как люди, только прозрачные какие-то. А внутри – чего только нет. И никакой печёнки-селезёнки или ещё каких органов, а не понять что.
Осмелел немного Иван и спрашивает того Ивана, который светится.
- А, ты кто, друг ситный? Не брат ли мне единоутробный?
Отвечает ему другой Иван:
- Нет, не брат, я – сущность твоя настоящая, вот – погулять вышел.
- А это, стало быть, Федота сущность?
- Точно, так и есть.
- А что это у тебя, дорогая сущность, внутри – такое большое светящееся?
- Это душа твоя, Ваня, она главная, она – это и есть человек.
- Вона чё. А чего ж у Федота она такая маленькая и тусклая?
- Незрелая она. Душа-то, Ванечка, много жизней проживает, веками мудрости набирается, и чем больше живёт, тем светлее и больше становится. А Душа Федота, молодая еще, квёлая, ей еще расти и расти, дозревать не один век.
- Понятно. А вон-то – в головах, чего это такое – тоже шибко разное у нас.
- А это Ум да Разум. У Федота Ум большоооой, а Разум – с гулькин нос. А у тебя ума-то поменьше будет, да разумом Бог не обидел. Вот ведь как.
- Интерееесно, - удивляется Иван. А кто ж нами правит: Ум али Разум?
- А чего больше – то и верховодит.
- Ага. А вот это, что вокруг Души, как сияние какое, это что?
- Это Сознание ваше, Ваня. Оно размером-то одинаковое у вас, только у Федота оно сейчас выключилось маненько, со страху-то. Сознание – это такой двор с пятью воротами, Ваня, туда все заезжают и товар свой выгружают. А Душа уже и решает – что с этим добром делать.
- Забавно ведаешь! А что ж это за ворота такие?
- А это органы чувств наши: Зрение, Слух, Вкус, Обоняние да Осязание.
- Так всё просто, оказывается!
- Проще некуда, Иванушка. Всё на свете гораздо проще, если разобраться, всё последовательно да правильно выстроено, Вселенная, она ж совершенная. А если что не нравится – так надо в себя заглянуть, порядок в душе навести: подмести да протереть, чтоб светилась Душа, не тускнела. Ой, смотрю и Федоткино сознание зашевелилось, очухался, наверное, наш Федот.
Сказала так Сущность Иванова да исчезла-растворилась вместе с Сущностью Федоткиной.
А сам Федот – настоящий – из кустов вылезает:
- Туточки я! Я там в кустах белые грибы увидал, вот и отлучился… Думаешь я испугался чего?! Нееее.
- Знамо дело, я так и подумал, - улыбается Иван, - по ночам грибы далеко видать, они ж светятся.
Как души наши светлые.
Вечер седьмой
- Как знал, что незрелая клубника мне не пойдёт на пользу, - честно признаюсь я деду шёпотом, держась за живот.
Вика издали злорадно усмехается.
- Как это – как знал? – усмехается дед, - не мог ты этого знать, напридумывал ты себе всё!
- Болит же! – злюсь я.
- Вот ежели бы ты не думал, что можешь заболеть – не заболел бы, хоть совсем зелёную бы съел! Это, внучок, самовнушение, поскольку ты сам себе команду даёшь мыслями своими, как скажешь, так и будет, организм он, робяты, послушный…
Вот как раз и историю вспомнил…
Сказка шестая
Экстрасенсы
- Не ходи мимо избы бабы Фроси, там у нее кобель больно свиреп – покусает, - говорит Федот Ивану, - вишь, как ногу мне похомячил! Вот как чувствовал…
Федот – он добрый-то на самом деле, и об опасности предупредить завсегда может. Даже Ивашку. Пусть и зол на него. Но на кобеля бабы Фроси Федот ещё злее.
- Спасибо, что предупредил! - улыбается Иван.
Федот довольный, хоть и больно ему.
- Я, - говорит, - опасность за версту чую, Ивашка! Вот иду иногда по дороге, вижу каменюка лежит, ну, думаю, щас споткнусь об его. И точно, обязательно споткнусь! Или, скажем, зимой сосулька какая висит, висит себе и висит, а как я прохожу – так обязательно на меня соскочит. Я же вот иду и думаю: сколько ей висеть-то, щас я пройду – на меня и грохнется. И точно.
Федот важно поглядывает на Ивана. Тот только улыбается и головой покачивает.
- Это что, - разошёлся Федот, - я иногда и урожай предсказать могу. Вот сажаю капусту и думаю: эх, а почто как сгниёт капуста, или червяк сожрет. И что ты думаешь – гниёт! А что не успело сгнить – червяк догрызает. Я, вот, Иван, иногда без шапки во двор выскочу, ну, думаю, ветрище-то какой, продует же, заболею. И что ты думаешь?! Через день сопли на кулак наматываю. Во как. И я тебе по секрету скажу, Иван, я так думаю, что я этот… как его… экстрасенс, во!
- А это кто ж такой? Слово какое мудрёное, - спрашивает Иван.
- Эх, деревня, - усмехается Федот, - тёмный ты, в науках ни бельмеса не разбираешься. Ну, да ладно, я тебе расскажу. Экстрасенс, Ивашка, это такой человек, который всё наперёд знает. Как бы предвидит. Понял? Бывают такие люди. Вот, и я, стало быть, тож из таких. Не знаю, Иван, радоваться этому, али огорчаться.
А Иван-дурак на Федота долго пристально смотрит и снова репу чешет. Видимо никак в толк взять не может. А потом носом пошмыгал и говорит:
- Сдаётся мне, Федот, что и я, наверное, этот самый… ну, про которого ты ведаешь. Который всё наперёд знает.
Федот недоверчиво хмыкает.
- Куда тебе, дурень! Такие люди один на сто мульонов рождаются. Нас на земле по пальцам пересчитать можно!
- А вот ежели я по дороге иду, и каменюка лежит…
- Ну?..
- А я думаю: ну и пущай себе лежит, а я дальше пойду.
- И что?
- И ничего! Не спотыкаюсь об его. Иду себе и иду.
- Случайность, я ж тоже не всегда спотыкаюсь. А вот как подумаю – так обязательно навернусь.
- Хм!
- Вот тебе и хм!
- А я вот, Федот, думаю, что буду здоров и бываю здоров; подумаю, что сосулина мимо пролетит и она за моей спиной в аккурат падает, не поверишь! Капусту высаживаю и ужо представляю – какая она будет целёхонькая да толстопузенькая! И точно, все червяки к тебе в огород ползут.
- Ты, наверное, порчу на мой огород наводишь, дурачина? Почему червяки ко мне ползут?! А?
- А кто его знает, Федот. Ты ж этот… екстрасенс… сам должон знать.
- Тьфу ты…
Федот хмурит брови по самые щёки и скрипит мозгом – размышляет.
- На той неделе на свадьбу пригласили: думаю, дело хорошее, подарок на рупь – наемся на пять! Только, думаю, как бы морду по пьяни не набили. И что ты думаешь?..
- Давай угадаю: набили! Прямёхонько в левый глаз прилетело… А ишшо в ухо!
- Откуда знаешь? Растрепал кто?
- Не, я, Федотка, наверное, тоже екстрасенс! – смеётся Иван.
Федот подавлено отворачивается и молча уходит.
А Иван – соломинку в зубы, картуз на глаза и – в поле.
Не успел и версты пройти – Федот вдогонку бежит. Радостный, орёт чего-то.
- Иваааашкаааа, дуреееень, я понял! У меня ж ишшо фингал не рассосался, и ухо не зажило, ты ж энто увидал, босяк! Не экстрасенс ты, не экстрасенс! А я экстрасенс, понял?! Ну, давай, Иван, не хворай!
- И ты бывай здоров, Федотка!
Вечер восьмой
- Дед, и когда ты всё успеваешь?! У тебя живность всякая – накормить надо, огород, воду из колодца тащишь, дрова колешь…
- И всё бесплатно! – добавляет Вика.
- Это безысходность? – спрашиваю я осторожно, боясь обидеть деда.
- Это привычка! - и не думает обижаться дед, - привычка – вторая натура! С детства привыкнешь – считай на всю жизнь…
Сказка седьмая
Сила привычки
– Здорово, Ивашка-ранняя пташка!
– Здорово, Федот-самоварный живот!
– Я сегодня, Иван, решил раньше тебя встать, и вот всё равно – пока глаза продрал, смотрю – ты уже десятину поля скосил! И когда ты только спишь?
- Кто рано встает, тому Бог даёт! - улыбается Иван.
- Я что, дурак что ли в такую рань вставать! – ворчит Федот, - ну вот скажи – кто тебя ни свет, ни заря с полатей-то поднимает?
- Да есть одна особа, - туманно отвечает Иван.
И пошёл косой мелькать, скошенная трава во след ровными рядками ложится: «жух-жух, жух-жух».
Не отстаёт от Ивана Федот, в грязь лицом не хочет ударить. Да только через часик не выдерживает, пыхтеть начинает, задыхаться.
- Ивашка! – кричит, - давай передохнём! Ты ж поди устал!
- Не, - улыбается Иван, - я только разошёлся.
Стиснул зубы Федот и дальше косой махать…
Солнце высоко. Пора перекусить. Федот достал узелок, там у него, как всегда, окорок, бутыль кваса, да десяток яиц. По работе и едок.
А у Ивана в узелке бутыль молока, да лепёшка.
- Не в коня корм! – шутит Федот, - кто ж тебе такой скромный узелочек-то сложил, Ивашка?
- Да есть одна особа, - темнит Иван.
- Ну-ну.
На сегодня сенокос закончен. Хотя день ещё в разгаре. Иван косу на плечо и с поля широченным шагом в село пошёл, как будто и не устал вовсе.
А у Федота к дереву конь привязан, он же не дурак! Зачем пешком идти, когда конь есть. Хотя у Ивашки конь тоже вроде есть, только он его дома оставил.
- Ивашка, ты чего это пешком всё время ходишь?! Кто тебе коня не даёт?
- Да есть одна особа, - улыбается Иван.
- Тьфу-ты! – злится Федот и пинает ногами жеребца. А тот бедный аж в коленях дрожит – тяжёл Федотка.
Пока Федот часик дома вздремнул, Иван до дому пришёл, дров наколол, скотину покормил, да присел сети плести – рыбкой семью тоже побаловать надо.
А Федот пошёл на речку – коня напоить, да самому искупнуться. Увидал на крыльце Ивана, кричит:
- Ивашка, айда на речку, поработал – пора и отдохнуть!
- Не, мне ещё корзину сплести, да двор подмести!
- А отдыхать когда, Ивашка? Это кто ж тебя так постоянно трудиться-то принуждает, а?!
- Да есть одна особа, - смеётся Иван.
Идёт Федот обратно, уставший, разомлевший. За околицей детвора в лапту играет. Крику-визгу – за три версты слышно, радостно всем, понятное дело – игра-то весёлая.
Смотрит Федот и глазам своим не верит: среди ребятни – Ивашка-драная рубашка! Чупрын мокрый, глаза блестят, носится как угорелый по поляне – никому из мальцов не догнать. И столько радости у Ивана на лице, что Федоту аж завидно стало. Подошёл, спрашивает:
- Ивашка-довольная мордашка, вот смотрю я на тебя и удивляюсь, скажи, отчего ты такой радостный всегда?
Иван макушку чешет.
- Не знаю, Федотка, радуюсь и всё.
- А ну как нечему радоваться?
- Не, радоваться – всегда чему-то можно! – не соглашается Иван.
- Это какая же сила тебя дурака постоянно радоваться заставляет? – злится Федот.
- Да есть одна особа, - радуется Иван.
Тут уж Федот не выдержал. Бросил в сердцах кепку о землю, топнул ногой.
- Давай, - кричит, - говори немедля, что это за особы такие особые, которые тобой правят, да верховодят. Неужто они силы такой неимоверной, что никак не поперечишь!
- Правда твоя, - соглашается Иван, - сильные они, и чем больше им отдаёшься, тем они сильнее становятся.
- Чуднооо! – удивляется Федот, - как бы мне с этими сударынями-особами познакомиться?!
- Так есть они и у тебя, Федот! – веселится Иван.
- Да ну?!
- Только они у тебя другие, и сильные, и упёртые, но всё ж таки другие! Ты им сдался, вот они и верховодят тобой!
- Это ж кто ж такие? – чуть не плачет Федот.
- Да привычки это! – смеётся Иван.
Вот такие дела!
Вечер девятый
- Я уже и не обижаюсь на родителей! – заявляет Вика, - и не потому, что считаю себя виноватой, а потому что понимаю их.
- А я не обижаюсь, потому что мне тут нравится, - говорю я, - честно!
- А чего обижаться? Обида – последнее дело, - вмешивается дед, - и, между прочим, соколики, обида – это затея того, кто обижен, да!..
- Да ладно! – не соглашается Вика, - получается, что, если кто-то меня обидел ни за что ни про что, так это моя проблема?!
- Ежели обидел – проблема общая, а сама обида – она же в тебе? Значит, это твоя проблема.
Вика собирает складки лба над переносицей и сжимает губы. Это признак того, что она не согласна. Я быстренько вмешиваюсь:
- Может у тебя и на эту тему сказка есть?
- А то! Конечно, есть.
Сказка восьмая
Обида
Шла по селу Обида. Бедная, несчастная, всеми забитая. Ходит от двора ко двору, а её ото всюду гонят. Кто поругивает вслед, кто посмеивается, кто за дрын хватается. Никому-то она не нужна.
Вот изба Евдокии-солдатки: муж на войне буйну голову сложил, да семеро по лавкам, мал-мала-меньше. Уж она-то приютит Обиду. Есть за что.
- Здравствуй, Евдокеюшка! Пригласишь? Кому как не к тебе!
Посмотрела Евдокия-солдатка на горемыку скорбно, помолчала и говорит:
- Не нужна ты мне, поди прочь! Некогда мне возиться с тобой, вон забот сколько!
- Неужто не озлоблена ты? У тебя же счастья-то поди нет!
- Есть счастье, - улыбается Евдокия, - вон оно, по полатям сопит. Старшой уже – вылитый папка, за двоих и поле пашет и косою машет! Иди своей дорогой.
И пошла Обида дальше.
А вот дом Ивана. Хозяин на крыльце сидит, топор точит. Неужто зол на кого?! Вон, какое лицо угрюмое.
- Здравствуй, Иван! Я в гости к тебе! Пригласишь? Помогу чем смогу!
- В тесноте живут люди, а в обиде гибнут! – отвечает Иван, - зачем ты мне?
- Обидчиков-то вон сколько кругом, - пристаёт Обида, - всяк норовит в душу плюнуть.
- Не, - улыбается Иван, - судит Бог обидчика, а человек прощает. Ни к чему мне тяжесть лишняя. Иди своей дорогой.
И пошла Обида восвояси.
А тут и дом Федота на пригорочке. Хороший дом, с резными ставенками и петушком на крыше. Федот – мужик практичный, к шику привычный. Наверное, ему и обижаться-то на кого-то резона нет. Но всё равно, спросить надо, вдруг какая старая печаль-досада душу гложет…
- Здравствуй, Федот! Как живёшь-поживаешь, держишь ли ты меня в своём сердце?
Федот уставился на Обиду, молчал-молчал, потом вздохнул тяжко и давай причитать:
- Да полным-полно тебя и в сердце, и в печёнках, везде полно! Обижен я на всех и на каждого в отдельности! Хорошо хоть выговориться пора пришла! Обижен я на Мельника, к примеру, что мельница ему по наследству от деда досталась и что теперь он деньги лопатой гребёт. Обижен на Кузнеца, что его девки любят. Обижен я на Ивана, что весёлый и беззаботный, живёт и в ус не дует…
- Это не ко мне, - говорит Обида, - это к моей старшей сестре Зависти.
- А, понятно, - говорит Федот, - тогда обижен я на Батюшку, что ему исповедуюсь, а потом плохо мне бывает. Обижен на деда своего престарелого, что позорит меня – в лохмотьях по селу ходит. Обижен на детей своих, что злятся на меня, когда наказываю их…
- И это не ко мне, - говорит Обида, - это к моей младшей сестре Совести.
- А, понятно, - говорит Федот, - тогда обижен я на солнце красное, от него зной да сухость. Обижен я на дождик, от него сырость да слякоть. Обижен на ветер, что третьего дня яблоню мою поломал и кусты смородины. Обижен на рыбу в пруду, что костлява больно и на дичь болотную, что увёртлива. Обижен на лес дремучий, что непролазный и паутинный. Обижен на комара, что нудит по ночам в ухо и на пчёл, что жалят почём зря. Обижен на корову свою, что молока даёт мало и на овцу, что шерсть облезлая…
- Ах, как сладка мне речь твоя, - говорит Обида, - стало быть, ты на весь свет в обиде?
Нахмурил Федот свой лоб.
- Стало быть – так.
- А на себя, Федотушка, ты не в обиде?
- А за что мне обижаться-то на себя?! Вот ты скажешь тоже! Я же со своей головой дружу, уж как-нибудь я с ней договорюсь!
- Я вот тут, Федот, подумала и решила: а поживу-ка я у тебя, нам вместе хорошо будет! Вот только сестёр кликну, а то мне одной скучно будет.
- А кормиться ты чем будешь? У меня каждое зернышко на счету, лишние рты не прокормить.
- Не переживай, Федотушка, корми нас обидками горькими, завитками чёрными, да стыдобой постыдной – как-нибудь проживём!..
- Гляди, пока с тобой болтал – соседские гуси весь огород мой потоптали! – спохватился Федот, - ну теперь, Обида, я и на тебя обижен!
Вот как теперь жить-то после этого! А?
Вечер десятый
Если присмотреться, то в деревне тоже немало хорошего. Воздух такой, что аж голова кружится, особенно после мегаполиса, продукты свои – без химии всякой и люди здесь какие-то все добрые, непосредственные, как дети. Я с дедом этой мыслью поделился, а вечером гадал – какая же сказка может быть у него на эту тему?! Это же мои ощущения, мои эмоции…
А дед, как всегда, на уровне!
Сказка девятая
Сделка
Было да прошло и быльем поросло, вспоминать грех, только из песни слов не выкинешь…
Поехали как-то Иван да Федот в город, на базар. Дело обычное, для мужика привычное.
А как приехали, так и разошлись в разные стороны, у Федота одни думки – у Ивана другие: Иван в первую очередь младшенькой своей хотел свистульку расписную найти, а Федот – себе любимому – шапку соболью.
Идёт Ивашка-расписная рубашка по базару, на товар посматривает, приценивается, языком цокает, интересно ему всё.
Ходил-ходил – устал. Зашёл в тенёк, сел на пенёк, сидит – на торговый люд посматривает.
Вдруг подсаживается к Ивану старикашка какой-то. Тоже видно устал. Сморщенный весь, мрачноват, крючконос, бородой оброс. Сидит себе спокойно, клюкой по земле возюкает.
Ивану как-то жутковато стало, неуютно рядом. Хотел он только встать и отойти от греха подальше, как старикашка вдруг говорит:
- Покупаешь, чего, али продаёшь?
- Хожу-брожу-прицениваюсь, - отвечает Иван.
- А где ж твои деньги-то? – спрашивает старик.
- А вот они! - хлопает Иван себя по карману, - а почто интересуетесь?
- Нет у меня интереса, да только разве с такими деньгами – разве что путное купишь? Такому молодому, да здоровому, да собой пригожему мешок денег – в три пуда надо, чтоб по базару погулять!
- Скажешь тоже, в три пуда… - улыбается Иван, - это ж мне десять лет пахать надо, чтоб накопить столько.
- А зачем пахать?.. – старик обернулся к Ивану, - когда зараз получить можно.
Озадачился Ивашка.
- На убивство какое али другой грех – не пойду!
- Зачем сразу убивство?! – старик захихикал, - можно и по-человечески заработать.
- Это ж как?
- У вас товар – у нас купец! Есть у тебя, добрый молодец то, что продать можно да три пуда денег зараз получить.
У Ивана как-то нехорошо под лопаткой зачесалось.
- Говори, купец, о каком товаре речь ведёшь?
Старик посмотрел Ивану в глаза и махнул костлявой рукой.
- Да так, пустячок, оно тебе и ни к чему, ни щи сварить, ни в праздник дарить, словоблудие одно, баловство.
- А всё ж таки?
- Это, касатик, ощущения твои, чувства твои, да эмоции, и всего делов-то!
Крепко задумался Иван. А потом и говорит.
- Создателя мы не видим, но это ж не значит, что его нет! Не всё пощупать можно да в карман положить. Я не знаю, уважаемый, зачем тебе мои ощущения, мои чувства да мои эмоции, но я так думаю, что если оно есть во мне, то не зря. К чему мне, к примеру, мешок денег в три пуда, ежели я его не увижу, не почувствую, не порадуюсь. Получается, что человек без ощущений глух и слеп, без чувств сух и чёрств, а без эмоций совсем счастливым быть не сможет.
- Эхе-хе, дурачина ты, - покачал головой старик, - с мешком-то денег как несчастным можно быть?!
- Не, - упёрся Ванятка, - счастье оно в нас, а не в мешке!
Старик только клюкой постучал рассерженно и ничего не ответил. А когда Иван моргнул – его уж и не было, как будто привиделось всё.
«Надо же, чего только в мире не встретишь!» - подумал Иван и пошёл Федота искать, надо ж с ним поделиться оказией этой, рассказать да предостеречь.
Ходил-бродил битый час, подумал уж, что Федот без него домой отправился, как вдруг, глядь – вон он голубчик! Сидит на лавочке и смотрит куда-то. Как баран на новые ворота.
А как подошёл Иван ближе – увидел, что смотрит-то Федотка не куда-то, а совсем никуда. Глаза – как стекляшка, а лицо – простоквашка. Похолодело у Ивана внутри, аль беда какая с другом приключилось?! А как у ног Федоткиных мешок в три пуда увидал – так всё понял. Схватил Иван тот мешок и бросился в толпе старика-злодея искать…
Дома Федота зельем да снадобьями домочадцы три дня отпаивали – еле выходили-вылечили.
Спасибо Ивану, вовремя спас Федота. Федот хоть и идиот, но мужик добрый и весёлый, как без него-то.
Вечер одиннадцатый
Вика немного захандрила. Заскучала по городу, по подругам, по цивилизации. Даже всплакнула немного втихаря. Дед как-то не вовремя что-то сказал, пошутил, и сестра вспыхнула как петарда, нахамила ему и ушла на чердак.
- Норм, - сказал я деду, - отойдёт, это ж женщины, они такие! Прости её.
Дед с пониманием похихикал.
А Вика к вечеру спустилась с чердака, молча обняла деда и показала мне язык.
И мы уселись слушать новую сказку.
Сказка десятая
Догнать и простить
– Здорово, Федот!
– Здорово, Ивашка!
- Прости меня, Федот, не помни зла!
Федот аж споткнулся на ровном месте, напрягся весь, по сторонам осмотрелся, репу почесал.
- Вот же ты гад какой! Злодей! Я от тебя такого не ожидал!..
- Это ты про что, Федот?!
- А про то, про что и ты.
- Ничего не понимаю!
- Ну и дурак ты, Ваня! Ты ж у меня прощения просишь? Просишь, значит натворил чего-то! Вишь какой я екстрасенс, ёк-макарёк!
- Не, Федот, сегодня ты немножко не екстрасенс, сегодня праздник – Прощёное воскресенье. Сегодня принято просить прощения и самому прощать всех.
- Тьфу-ты! Ну ладно, прощаю. Хотя не понимаю – за что. Раз прощения просишь – значит, всё ж таки, чего-то натворил? А? Это ты с моего огорода тыкву укатил? Признавайся!
- Бог с тобой, Федот! Зачем мне твоя тыква! Я ж просто так, на всякий случай, вдруг ты на меня за что-то сердишься, а я и не знаю! Обида она ж в том, кто считает себя обиженным, а тот, кто обидел, может даже и не знает об этом!
- Не, ты бы узнал сразу, я бы сказал, я ж честный! – отвечает Федот, - тогда, раз такое дело, и ты прости меня, Ивашка!
- Прощаю! – весело сказал Иван.
- А ты ж даже не спрашиваешь – за что?!
- А какая разница!
- Ну, ты дурень! Ладно, пойду я, у меня делов много.
И потрусил Федот по деревне по делам своим.
А на самом-то деле побежал наш Федот прощения просить у всех, кого обидел, и прощать всем, кто его обидел. Ведь Прощёное воскресенье же, мало ли, вдруг непрощённого и не простившего в рай не пустят.
И пошёл кузнец своей дорогой. А Федот стоит и не знает – что там кузнец имел в виду. Ну, не обижаться же заново на него в прощёное-то воскресенье.
- Здорово, Федот!
- Здорово, пастух!
- Прошу прощения у тебя, Федот! – говорит пастух.
- За что? – насторожился Федот.
- Ну, мало ли, зла не держи, зло тело как лыко сушит!
И пошёл пастух своей дорогой.
Плюнул ему во след Федот и дальше побежал. Село-то большое, а Прощеное воскресенье не резиновое.
Вон мужики-плотники идут, надо и к ним подойти.
- Здорово, мужики!
- Здорово, Федот!
- Простите меня, мужики, если что, зла не держите!
- И ты Федот прости за всё!
Федоту опять не по себе. Он-то знает, за что прощения просит – на той неделе десяток гвоздей у плотников стащил, забор подправить. А вот они – чего такого сделали? Чем напакостили? И стоят же, смотрят на Федота и хитро улыбаются… Ну, точно тыква – их рук дело! Но прощать-то надо… эхе-хе…
- Бывайте, мужики!
А вот и мельник идёт на свою мельницу.
- Здорово, мельник!
- Здорово, Федот!
- Мельник, сегодня Прощёное воскресенье, ты меня прости Христа ради!
- Да не держу я зла на тебя! Да и ты меня прости, если что.
«Это за что ж он зла не держит? – нервничает Федот, - неужто видел, как я муки лишнюю осьмушку пересыпал?»
Идёт Федот дальше, навстречу Евдокия-солдатка со своей оравой.
- Здравствуй Федот!
- Доброго здоровьица, Евдокеюшка!
- Прости, нас, Федотушка, за всё, зла не держи!
- И ты прости, Евдокея!
Федот краснеет вдруг и говорит:
- Я намедни твоему мальцу подзатыльник дал, он озорник кур моих распугал. Так что прощения прошу.
- Ой, да он, наверное, и не заметил, он у меня бедовый, - говорит Евдокея-солдатка, - а мои-то третьего дня тыкву с твоего огорода укатили озорники. Я их поругала, но тыкву-то не вернуть, кашу сварили. Так что прости, Федот, если сможешь!
- Ой, да бог с ней с тыквой-то, - разлыбился Федот, - у меня этого добра навалом, лишь бы ребятишки были сыты-довольны, кушайте на здоровье!
- Да ладно, чего там, - покраснел Федот и пошёл дальше. А у самого почему-то от радости чуть сердце из груди не выскакивает. Оказывается, когда прощаешь – тоже хорошо, даже приятнее, когда тебя прощают.
Вот как бывает.
Вечер двенадцатый
- Весело с тобой, дед, - говорю я, наблюдая, как он подкладывает веточку крапивы в карман Викиного сарафана, - иногда кажется, что ты первоклассник!
- В каждом из нас живёт первоклассник, Дениска, главное – чтоб не на всю голову!
- То есть всего понемногу?
- Стало быть, так! У меня и сказка про это есть, да.
- Расскажешь?
- Легко!
- А ещё же не совсем вечер, дед.
- Так я могу и две рассказать, да на одну тему! Зови сестру!
Сказка одиннадцатая
Настоечка
У Федота завтра именины. Возраст Христа. Рад Федот – подарки будут! Давно уж он не приглашал гостей на именины, а тут что-то подумалось – надо! Его ж иногда приглашают, и ему не грех.
Сидит Федот со списком гостей, думает, кого позвать. Ой, как не просто выбор сделать!
«Ивана позову, он хоть и голодранец, но друг, как без него. Соседа позову, он мне поросёнка подарит, у него же вон сколько в этом году. Батюшку приглашу. Мельника и кузнеца позову – нужные люди, напою-накормлю, авось потом откликнется…»
Много по списку набралось гостей у Федота, ой, много. Аж левая ладонь зачесалась.
И вот с утра жинка Федота соленья-варенья на стол мечет, холодец, с вечера сваренный, по краям, а в центре гусь с яблоками.
Федот новую рубаху расписную надел, бороду побрил – ну красавец! Тут и гости подходят с подарками. Именинник подношения принимает, в пояс кланяется и за стол всех усаживает.
Иван тоже пришёл, скромно сел в уголочке, квасок попивает, да холодец нахваливает. А потом вдруг спохватился и говорит:
- Совсем забыл! Вот, дед Кузьма просил передать… - и достаёт бутылочку в пергамент завёрнутую.
- Самогон? – спрашивает Федот. Он до такого зелья не особо охоч.
- Не, настоечка волшебная, дед Кузьма врать не будет.
- И чем же это она волшебная? – не верит Федот.
- А вот ежели её по чутку пить, то она чудодейственную силу показать может, – так дед Кузьма сказал.
Федот лоб нахмурил, жутковато ему стало. А гости и говорят:
- А давайте вместе волшебную настоечку пробовать, чтоб не страшно было.
И стали пробовать.
Федот первым пригубил. За ним и остальные.
После первой рюмочки стало как-то тихо, все переглядываться начали. А потом кузнец постучал ложкой по столу и говорит батюшке:
- А чивой-та у тебя за прыщик на носу смешной такой?
Батюшка за нос схватился руками, посмотрел на всех и заплакал. Все смеяться стали, а сосед Федота под стол залез и давай всех щекотать, чтоб ещё смешнее было. Что тут началось… Все скачут, кричат, на ложках дерутся. Только Иван не дерётся, он по полу ползает и кота догоняет, как догонит – сам убегает. Мельник на стол взобрался, сидит – соль с сахаром перемешивает и через сито сеет. Батюшка сидит, слёзы бородой размазывает. Федот тоже как дитё малое: всю еду к себе сгрёб, обхватил и кричит:
- Это моёёёёёёё! Уходите все, это мой дом!
Хорошо, что жена Федота наливочку не пробовала, она быстро смекнула, в чем дело: быстренько по чаркам налила и пошла всех угощать. Правда некоторых догонять пришлось и держать, чтоб не выскользнули. Выпили все. Переглянулись.
- Батюшка, покорнейше прошу простить, я не виноват, бес попутал, - сказал кузнец, - прыщик-то и вправду уродливый.
- Бог простит, - ответил батюшка, - да чтоб у тебя на одном месте такой прыщик выскочил!
- А вот, между прочим, под столом задохнуться можно, вы, когда в гости идёте – чуньки-то посвежее обувайте, - язвит сосед.
- А я давно хотел сказать, вы вот зерно привозите в старых мешках, а муку забрать норовите в новых мешочках, - нахмурился мельник, - жулики.
- Не, не жулики, жмоты они, - говорит кузнец, - работой завалят до посинения, а как платить – так скаредничают, мол, что там работы-то…
- Надоели вы мне, - бухтит Федот, - грош цена вашим подаркам, а уплетаете за троих! Гуся вон схрумкали, мокрого места не оставили!..
А Иван посмотрел на всех и говорит:
- Ой, да какие ж вы смешные, братцы – сил нет, как же я вас всех люблю да обожаю, - и полез целоваться.
Федотова жинка снова сообразила, что налить надо. Взяла молча настоечку и по чаркам плеснула.
Выпили. Переглянулись. Покраснели. Сидят молча жуют, всё, что на столе осталось, головы не поднимают. Только хруст да чавканье стоит. «Господи, стыдоба-то какая!» - думают все.
А Иван на пустую бутыль из-под настоечки посмотрел и говорит:
- Братцы, а давайте споём! Что мы тут сидим как неродные!
И начал:
«Скакаааал казааак через долинуууу!..»
Вот такие именины получились!
И я там был, мёд-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало!
Сказка двенадцатая
Настроение
Федот сегодня зол больше чем обычно. У Ивана сена меньше на покосе получилось, у Ивана урожай не такой большой, как у Федота, у Ивана корова молока в два раза меньше даёт – а Иван всё равно радуется. От этого и злится Федот. Потому что не понятно ему. А когда Федот чего-то не понимает – он очень злится.
Вооон он идёт, лёгок на помине, глазки щурит, морда лица довольная, как будто только что персидский шах ему наследство оставил. Шаг широкий, Федот за ним еле поспевает.
- Здорово, Ивашка!
- Здорово, Федот!
- Чему радуешься, Ивашка?
- А настроение такое, Федот!
- Ну, дык у тебя ж всё время лыба с лица не сходит!.. Всё время настроение что ли?
- Да? Ну, а я как-то этого и не замечаю.
- Слушай, Ивашка, а может это у тебя черты лица такие, может, это просто у тебя рот так устроен, что до ушей? Ну-ка, скажи – «вьюююгааа».
- Метеееееель! – смеётся Иван.
Ну, как тут с ним сурьёзно говорить. Ещё больше злится Федот.
- А всё ж таки, Ивашка, раскрой мне секрет, я мож тоже хочу это… как ты… радоваться. Может у меня хоть тогда изжога пройдёт.
- А ты радуйся и всё!
- Так нету этого, как его, настроения. Что это за хреновина такая? Где его купить можно?
Иван остановился, репу почесал и говорит:
- Я так думаю, что оно либо есть, либо нету его.
- Ну, так если ж нету, надо же взять, или купить!
- Федот, а давай у деда Кузьмы спросим! Он пусть и в годах, но у него тоже всё время рот до ушей, хоть и без зубов.
- А пошли!..
Дед Кузьма на пригорочке с хворостинкой сидит, козу пасёт. Хотя чего её пасти, ей с дедом хорошо, она от него только вперёд копытами.
- Доброго здоровьица, дядь Кузьма!
- Здорово, дед!
- И вам не хворать, хлопцы! – отвечает дед Кузьма.
Иван тоже присел на пригорочек, Федот жилетку подстелил и плюхнулся рядом.
- Мы вот тут, дядька Кузьма, задачкой озадачились, - говорит Иван, - скажи, а что такое настроение? Почему оно у одних есть, а у других – кот наплакал? Можешь разумить нас?
- Аааа, даааа, хороший вопрос, Ванятка… Я его тоже, помню, своему деду задавал, лет шышдисят тому…
- А он?..
- А он говорит – хороший, говорит, вопрос, Кузьма, я его даже своему деду задавал…
- Шышдисят лет тому назад! – предположил Федот.
- Точно… - кивнул Дед Кузьма, и задремал.
- Нуууу?.. – нетерпеливо толкает его в бок Федот.
- Чаво ну? – просыпается дед Кузьма, - я и говорю…опосля бани в поле не идут, мать его… а он говорит…
- Мы про настроение? – перебивает деда Иван.
- Ааа, настроение, робяты, это… это когда нас трое… Во как! Нас-трое-ние!
- Кого вас? Кого трое? – хмурится Федот.
- В каждом человеке, робятки, должны жить-уживаться три поколения: дитё, родитель и взрослый, вот такая троица!..
- Хм, интересно… - удивляется Иван.
- Как это так? – удивляется Федот.
А дед Кузьма опять задремал.
- Коза, дядь Кузьма, у тебя хорошая, - кричит ему в ухо Иван.
- А? Чаво?
- Нас-трое-ние… - напоминает Иван.
- А, ну дык я и говорю, дитё… взрослый…….
- И родитель!
- Точно! Дитё, значит, робяты, это «хочуха», он всё время хочет и желает, он чадо божье, чистый лист, тут главное его не спугнуть и дать чего он хочет. Родитель – это тот, кто говорит «мне надо!», «это важно для меня!», он такая, робятки, сурьёзная личность. А вот взрослый – это тот, кто говорит «я могу!», «я способен!» - ентот ишшо сурьёзней, дааа, самостоятельныыыый – дальше некуда. Во как. И ежели кого в ентом триединстве не хватает – всё, пиши пропало! Ежели не трое, то и нас-трое-ние откуда возмётся-то? Вот, к примеру, у Ванятки все дома, даром что дурак, вся троица в сговоре! Во как. А у тебя, Федотка, только двое в нутре твоём, рабёночка-то недолюбили, не дали чаво ему надо, он хоть и есть, а мало его. Вот поэтому ты и не можешь, Федотка радоваться как Ванятка, шибко сурьёзный ты, нету в тебе искры божьей. Зато родителя у тебя вдосталь, Федот, тебе дай всех поучить, да покритиковать. А вот взрослого у тебя совсем нет, откуда ему взяться, ежели ребенку дозреть не дали. Воооот. Такие дела, робяты.
Дед Кузьма глаза прикрыл, видно устал.
- Даааа… - чешет затылок Иван, - мудрёно, конечно, но вроде понятно, спасибо тебе, Кузьма Прокопьевич!
А Федот, как всегда, возмущается:
- Ничиво себееее!..
«Бееееее» - дразнится коза.
Вечер тринадцатый
- Я скучаю по маме, - признается мне сестра.
- Надо же, - подкалываю ее я, - а я думал, что ты вспоминаешь о ней, когда бабосы нужны!
- Дурак ты, - беззлобно и печально отвечает Вика.
- Две недели прошло всего-то, у меня только-только загар хороший пошёл, как на Мальдивах…
- И по папе…
Я вздыхаю и зову деда. Пришла пора сказки.
Сказка тринадцатая
Путник
Шёл за околицей путник.
Путник как путник, мало ли их ходит по сёлам да весям. Кто погорелец, кто потопленец, кто просто бродяжничает.
Вот и этот, издали даже видать, что не местный, шибко уставший и прошёл не одну сотню вёрст. Возраст – не пойми какой, весь в пыли придорожной, да чёрен от загара.
А Иван да Федот, как назло, ему навстречу попались. Они на сенокос пошли. Идут, переговариваются.
- Здравствуйте, добры молодцы! – говорит путник.
- Здорово, коль не шутишь, - отвечает Федот.
- Доброго здоровьица! – улыбается Иван.
- А не найдётся ли у вас щепоть соли, робятки? Мне вот в соседнем селе лепёшку поднесли, да пару яиц, а без соли как-то не идёт.
А у наших молодцов по узелку с собой, как их жёнушки без обеда-то на сенокос отправят.
- Поделимся, как не поделиться, у тебя дорога дальняя, а мы как-нибудь переживём, - молвит Иван.
А Федот Ивашку в бок толкает:
- Знаем мы таких, сначала ему соли щепоть, потом ему переночевать негде…
А Иван ничего не ответил, соли отсыпал путнику в ладошку, а во вторую ещё жмень зелёного лука положил.
- Угощайся, странник!
- Вот спасибочко, добры молодцы! Удачи вам в хозяйстве вашем, да в семье счастья!
- Спасибо на добром слове, бывай здоров! – кланяется Иван.
И пошли своей дорогой.
А путник через семь шагов вдруг обернулся и говорит:
- Я тут, робятки, неподалёку у Гнилого озера странное озерцо видел. Даже и не озерцо, а так, большая лужа. А вода там прозрачная, как зеркало. В том году я проходил этим путём – его-то и не было совсем. Откуда взялось – непонятно.
- И что? – злится Федот, - ну озерцо, ну не было, нам-то что?
- Колдовское оно, - отвечает путник, - я хотел умыться в нём, да перепугался.
- А чего там такого страшного, никак Водяной балуется? – смеётся Иван.
- Куда там, пострашнее будет, робяты. А может и не страшно совсем. Кому как. Я вот испужался сначала, а потом аж поплакал маненько, такое блаженство нашло…
И пошёл путник своей дорогой.
А Иван с Федотом стоят, смотрят ему вслед, молчат. И оба понимают, что пока на это озерцо заколдованное не глянут хоть одним глазком – не успокоятся. Какая тут косьба.
Только странник скрылся за бугром, они и ломанулись на Гнилое озеро. Откуда только прыть молодецкая взялась!..
Вот оно - Гнилое озеро. Жутковато здесь, жабы, топь, да звуки странные, будто чавкает кто. Всё гнильём поросло, как тут чистой водице взяться, может, наврал путник?..
- Кажись оно, озерцо, - кричит Иван, - нашёл!
Федот подол подобрал и к другу по кочкам пробирается.
Точно, озерцо с водою чистейшей, прозрачнее родника водица, да только почему-то дна не видно. Вместо дна и отражения своего видят Иван да Федот двух мальцов лет шести. Больно знакомые лица, да не вспомнить – кто такие. Федот перепугался малость, со страху отскочил в сторону. А Ивану хоть и боязно, но интересно, охота она пуще неволи. Наклонился Иван ближе к воде, глядь – а там ещё и звуки человеческие. Видит Иван веснушчатого мальчонку, улыбка до ушей, да мужик какой-то бородатый с ним.
«Тятька, справь мне маленький топорик, я тоже хочу дрова рубить!», - лопочет юнец.
«Тятька, я боюсь соседского быка, он меня забодать хочет!».
«Не бойся, Ванятка, ты сильнее быка, возьми хворостину, я знаю, ты смелый!».
«Тятька, боязно мне, по ночам во двор выходить!».
«Я с тобой, Ванятка, не робей!».
Обнимает мужик мальца, по голове весело треплет и повторяет: «Какой же ты у меня красивый да удалой!» …
- Ну, чего там? – отошёл от страха Федот.
- Да иди, сам глянь! – шепчет Иван. Сам в сторонку отошёл, пусть друг полюбопытствует.
Подошёл Федот, наклонился, видит – малой сердитый пухлощёкий, а рядом мужик бородатый, тоже сердитый отчего-то.
«Тять, дай я попробую», - робко просит малец.
«Ну, кто так делает, иди отсюда, сам всё сделаю!», - ворчит мужик.
«Тять, у меня не получается, помоги!».
«Ну, ты тупой, кто так делает, Федотка, да у тебя руки из одного места растут!».
«Тять, подари мне на праздник игрушку заморскую!».
«Будешь слушаться, да хорошо себя вести, мож и куплю!» - отвечает мужик.
Походя подзатыльник даёт мужик мальцу и повторяет: «Что ж ты такой у нас глупый да ленивый уродился!» …
- Ну, что там? – любопытствует Иван.
А Федот отошёл от озерка, взял корягу и давай воду мутить.
- Ничего там, Ивашка, хорошего, муть одна, да Водяной шалит. Пошли сено косить, нечего прохлаждаться!..
Вечер четырнадцатый
- Дед, а почему у соседей и стожки повыше и поленницы побольше? – спрашиваю я, смакуя вечерний чай с земляникой.
- Хе! А пирамида Хеопса ишшо выше!
- Вау, дед, откуда у тебя такие знания? – удивляется Вика.
Дед важно прихлёбывает чай и замечает:
- А ишшо я знаю, что вот соседи пьют чай с прошлогодним вареньем, а мы со свежей ягодкой, во как!
- Почему?
- Потому что наварили этого варенья на два года вперёд, а таперича не знають что с им делать! А земляника осыпается! В траву!
- Жадность, дед?
- Не, это натура такая человеческая – думать о чёрном дне, о голодном годе, о засухе, голоде…
- Апокалипсисе…
- Чаво?..
- А сказка есть такая, дед?
- А то!
Сказка четырнадцатая
Про запас
- А приходи, Федот, ко мне в гости, - говорит Иван, - моему мальцу десять лет, мы тебя приглашаем! Бери и своего наследничка, они там друг с другом поиграют.
- В гости это хорошо! – радуется Федот, - обязательно придём, даже подарок подарим!
- Да приходите просто так, мы вас рады будем видеть, - улыбается Иван.
- Вот ты дурень, Ивашка, кто ж в гости без подарка ходит!
- Ну, хорошо, завтра к обеду жду вас!
На завтра жена Ивана каравай испекла сдобный, курочку в печи зажарила, да киселя ягодного наварила.
Именинник Мишка – Ивана сын, под образами сидит в цветастой рубахе, пряником разминается.
А Гришка – Федота сын уже на пороге с папкой своим.
- Про запас будет, - соглашается Федот, усаживаясь за стол, - надо всегда всё про запас иметь, на всяк случай. Вот у меня всего в запасе полно, мало ли, что там случиться может! У тебя, Иван, соха одна?
- Одна, а зачем мне две? Две сохи в упряжь не поставишь!
- Эх, Ивашка, недалёкий ты и недальновидный… вкусная курочка, только перцу не хватает и чеснока мало, моя жинка лучше готовит… А вдруг как сломается твоя соха, а, Ивашка?
- Починю, - усмехается Иван, - долго ли починить.
- Пока ты чинить будешь, дожди пойдут, заморозки ударят… Во как! Учись, Ивашка, пока я жив. Гришка, на тебе кусок каравая, иди с Мишкой поиграй, тока не изгваздайся, ты ж у меня такой порось, вечно грязь найдёшь!
- Киселя отведай, Федот! – потчует гостя жена Иванова, - на лесной ягоде сваренный.
- Благодарствую, - говорит Федот, - у меня этой ягоды две кадушки, да ишшо кладовушки! Мало ли, вдруг голодный год выдастся.
- А мы вот пошли, набрали, да сварили! – смеётся Иван, - лес богатый, до зимы далеко!
- Вот ты глупый, Ивашка, много не много, а запас он душу греет. У меня вот даже одёжка есть про запас, ни разу не одёванная! Мало ли… Всегда надо думать про завтрашний день. Учись, Ивашка, мудрому совету, пока я жив.
- А чего про него думать, будет день – будет и пища! – опять смеётся Иван.
- Такой кафтан дорогой есть, золотом шитый, - упивается мудростью Федот, - муха не сидела! Всё собирался-собирался одеть на праздник, да жалко было, а щас вот брюшком оброс – маловат стал. А я и не расстроился совсем, я ж не дурак, я решил – как с делами управлюсь – худеть стану! Во как! На постное перейду и пешочком ходить начну, как ты. Чего кафтану пропадать.
- Нужное дело, - соглашается Иван.
- Или, может, Гришке на свадьбу подарю, - продолжает рассуждать Федот, - ох, и вкусен киселёк, только кисловат малость, надо было малины поболе накидать. У меня, Ивашка, малины – целая кадушка, да ещё четвертушка. Малина она ж полезная да целебная, вылечит от любой хвори. Бывало, мои домочадцы разболеются, а я спокоен – малина же есть! Не болейте, говорю, а то придётся малину пользовать, а куда ж без малины-то, как жить дальше? А вдруг чего серьёзнее?! Они со страху и выздоравливают все! Вот так, Иван, мотай на ус!
- Спасибо, Федот, на добром совете! – благодарит Иван, - а у меня почему-то и кадушки малины нет в запасе и здоровы все, вот незадача-то!
- Эх, опрометчиво ты живёшь, Ивашка, а вдруг заболеете, не ровён час?! Ко мне же за малиной прибежите! Я-то, конечно, продам, я мужик не жадный, но зимой-то она дорого стоить будет, Ивашка. Так что лучше заготавливай.
- Хорошо, я подумаю, - усмехается в усы Иван.
- Подумай, подумай. Ты меня, Ивашка, почаще в гости приглашай, я плохого не посоветую!.. А сейчас, спасибо за хлеб-соль, пора нам… Гришаня, ты где там?.. Я так и знал, что извазюкаешься как порось, что же ты такой у меня бестолковый?! В кого только уродился?! Возьми кусок пирога на дорожку, и пойдём домой.
- До свидания, Федот! Спасибо за подарок!
- Бывайте, хозяева! На Гришкины именины ждём вас в гости! Можете утюг подарить, у меня всего один остался, а про запас же надо! Мало ли!
Вечер пятнадцатый
У Виктории проснулись женские инстинкты: взялась за уборку. Пыль протереть везде, где можно, посуду пошкрябать песочком и драить полы. Полы, как и полагается безо всяких там швабр, вручную подоткнув полы сарафана… И где это она только этому научилась?! Может, это у женщин в крови?
- А ну разуваться! – кричит Вика, - дед, откуда у тебя столько земли на сапогах? Ты что – могилу копал?
Дед юмор оценил, зря я опасался.
- Деревца сажал, - оправдывается он.
Мы, не сговариваясь, поднимаем головы и смотрим на деда. Вроде не врёт.
- Чё, по-настоящему?! – восхищается Вика.
- И часто сажаешь? – любопытствую я.
Дед молча подходит к окну и смотрит на маленькую рощицу на пригорке…
Сказка пятнадцатая
След
- Здорово, Ивашка!
- Здорово, Федотка!
- Ты что там делаешь, Ивашка? Сегодня ж воскресенье, грех работать!
- А в удовольствие – не грех!
- Вот ты дурень! Пойдём по селу погуляем, песни погорлопаним!
- Не, Федот, как-нибудь в другой раз. Ты иди, не жди меня.
- А я вот не пойду, пока не скажешь – чем занимаешься?
- А чего не сказать, скажу, - Иван отрывается от своей работы и вытирает пот подолом рубахи, - я, Федот, колышки делаю, вона чё.
- Издеваешься, - хмурится Федот, - я с тобой как с другом, а ты…
- Почему издеваюсь? Правду говорю. Видишь – сколько уже настрогал. Думаю, ужо хватит.
- Ну, значит пойдём песни горлопанить?
- Не, - мотает вихрами Иван, - не могу. Мне ишшо надо бечевы нарезать.
- Тьфу-ты! Какой бечевы, дурень, воскресенье же! – чуть не кричит Федот, - ну, ладно, так и быть, подожду. Режь свою бечеву и пойдём песни горлопанить.
- Не, потом надо лунки копать идти.
- Какие лунки, Ивашка! Огороды ужо отсадили давно, ужо помидоры с вершок!
- А лунки под черенки. Я, Федотка, решил на пригорочке берёзовую рощицу посадить. Вот так.
- Офигеееть! – таращит глаза Федот, - ну ты, Иван, точно ку-ку! Дай лоб потрогаю… Вот додумался! Оно тебе надо?! Леса что ли вокруг мало? Зачем тебе эта рощица, Ивашка?! Да когда она вырастет – мы ужо старыми станем!..
- Это точно, Федотка, - улыбается Иван, - взойдём мы с тобой – две старые развалины на этот пригорок, сядем на лавочку под берёзки и будем на закат смотреть. Красота!
Федот, долго молчит, смотрит на Ивана, потом громко шепчет:
- Не, ну вот ты мне скажи, тока честно – тебе денег обещали заплатить за рощицу?
- Не, я сам.
- Может, тебя Батюшка снарядил на эту затею, Ивашка?
- Не, сам я.
- Ну, тогда честно признавайся – какой умысел у тебя?!
- Эхе-хе, - вздыхает Иван, - умысел, Федот, у меня такой… Вот пройдёт много лет, и не станет меня. Вырастут мои детки, вырастут мои внуки, правнуки появятся. Целые новые поколения, Федот, появятся, которых мы не увидим. Представляешь?!
- И чё? Ну и что с того?
- И вот там, на пригорочке будет, Федот, берёзовая рощица листвою шелестеть! Красотище! И люди скажут: «Эх, хорошую память о себе оставил Иван!»
- Чего оставил? Кому оставил? Иван, останется только холмик с крестом, вот и вся память.
- А тебе не страшно, Федот? Что кроме холмика ничего не останется? Был ты и нету. А так – останешься в памяти у всех, кто знал тебя, и кто не знал, на много поколений! Представляешь! Получается, что смерти-то нету, Федотка! Во как!
Федот стоит как вкопанный, на колышки смотрит. Потом на бечеву. Потом на черенки, что у забора лежат.
- Эх, Ивашка, и как только тебе дурню такие мысли в голову приходят?! А я вот думаю, детям дом да хозяйство оставлю, и то хорошо. А, оказывается, вона чё! Можно же такого понаоставлять, что мама дорогая!..
- Воооот! – радуется Иван.
- А можно, Ивашка, я скамеечек в твоей рощице наделаю? Дубовых, чтоб на сто лет!
- А валяй, Федотка, делай!
- Да что там скамейки, я чего-то поболе хочу оставить! Ты ж меня знаешь, Ивашка, - смеётся Федот, - я же жадный!
- Знаю, Федотка, жадность покою — лютый враг!
Я, наверное, посреди села ишшо один колодец вырою, во как! Пущай пьют и меня добрым словом вспомянут!
- Хороша идея, Федотка!
- А ишшо на речке причал сделаю! Понял?!
- А чего непонятного, понял.
- Тока, Ивашка, ты пока об этом ни гу-гу! А не то перехватят! Я сам хочу колодец и причал сделать!
А Иван аж светится почему-то…
- Молодец, Федотка! Бери колышки, пойдём лунки копать!
Федот хватает подмышку колышки, в другую руку прихватывает бечеву, а Иван осторожно набирает в охапку маленькие берёзовые черенки.
- Пойдём, Ивашка, – ломится вперёд Федот, - не отставай!
- Федооот! – строго кричит Иван.
- Чего?
- Ты чего это удумал молча идти, а ну давай на пару песни горлопанить!
Вечер шестнадцатый
Я сегодня – как раненый боец, остаток дня сижу дома и ничего не делаю. На ноге тугой бинт. (Уроки ОБЖ не прошли даром!)
Так получилось, что я помогал деду и наступил на гвоздь, торчащий из старой доски. Крови было мало, а боли много. Вика сочувствующе смотрела мне в лицо, видно опасаясь ехать в августе домой одна, и закрывала ладошкой рот. Женщины!..
От деда сочувствия не было. Пофигизм и полное бездействие, не считая движения пальцем в сторону аптечки.
- Дед, а вдруг гангрена? Гвоздь-то ржавый!
- Хе! – усмехается дед, - заживёёёёть. Я в детстве таких ран насмотрелся, когда наши мужики с войны приходили… эхе-хе. Всё, робятки, имеет свою величину и размер, значит всё можно с чем-то сравнить, правильно?..
Мы с Викой почему-то забываем про мою забинтованную ступню и тупо смотрим на деда: походу сейчас будет новая сказка…
Сказка шестнадцатая
Солнышко
или что такое хорошо?!
- Эх, хорошо! – говорит Иван. Он лежит на лугу, руки за голову, щурится на солнце. И конечно рот до ушей, как всегда.
- Что хорошо-то? – ворчит Федот. Он сидит рядом и смотрит себе под ноги.
- А солнышко светит и хорошо!
- Вот дуралей, вечно у тебя всё хорошо. А что хорошо – и объяснить не можешь. Хорошо, Ивашка, это когда удовольствие получаешь от чего-то. Скажем, покушал вкусно, или поспал долго, когда урожай добрый и денег много, когда жинка любит и детки послушные. Вот сидишь за столом, смотришь на всё это и думаешь – эх, хорошо!
- А я, Федот, думаю, хорошо – когда, к примеру, крыша не протекает, но бывает так, что и крыши-то совсем нет! Стало быть, то, что она просто есть – уже хорошо. А из черепицы она али из соломы – неважно.
- Хорошо, это когда крыша из жести! – умничает Федот, - тебя послушать – солнце встало – уже хорошо. А солнце оно ж никуда не денется, оно ж всё равно встанет, Ивашка! Неправильное твоё «хорошо»! Давай хоть у кого спросим?!
- Хорошо!
- Тьфу-ты!.. Вот заладил!
И пошли Федот с Иваном искать, у кого бы спросить – что же такое по-настоящему хорошо?!
Вот пастух, стадо пасёт. На пеньке сидит и песни поёт. Сразу видно – хорошо ему.
- Здорово, пастух, - говорит Федот, - скажи, тебе сейчас хорошо?
Покосился пастух на Федота да Ивана и отвечает:
- Хорошо, конечно, как же иначе?
- А от чего это самое у тебя хорошо?
Улыбнулся пастух и молвит:
- Стадо цело, вот и хорошо!
- А если, скажем, волк корову загрызёт – как тебе?! – ухмыляется Федот.
Почесал пастух затылок, подумал и говорит:
- Всё равно хорошо. Потому, что всего одна корова пропадёт, а не две. И ни полстада.
- Тьфу-ты! – снова злится Федот, - ну, а если стая волков придёт и всё стадо утащит, что тогда?!
Вздохнул тяжко пастух и отвечает:
- Жалко коров, конечно, но жизнь-то на этом не кончается, главное мы живы-здоровы и солнышко светит!
Ничего не сказал Федот, вырвал у пастуха кнут, бросил на землю и пошёл дальше. Это он злится так.
Иван рядом идёт, ему интересно стало – что дальше будет.
А дальше – мельник навстречу. Идёт, хворостинкой по голенищу себя стегает, улыбается чему-то.
- Здорово, мельник! – кричит Федот.
- Здорово, мельник! – говорит Иван.
- Здорово, мужики, - отвечает мельник.
- Я вот, смотрю, чего-то ты идешь, радуешься, - щурит глазки Федот, - неужто клад нашёл?
- Вон мой клад, на пригорке стоит, - смеётся мельник, - мельница моя! А радуюсь, что урожай у людей хороший, пшеница уродилась, стало быть, и мне работы хватит!
- А если бы урожай был бы так себе? – пытает мельника Федот, - как бы ты радовался?
- Я любому урожаю буду рад, на всё воля Божья! Была бы соха, будет жизнь не плоха!
- А вот вдруг сломается твоя мельница! По миру пойдёшь, пропадёшь ведь?!
Смеётся мельник:
- Посмотри на меня, Федот, али я немощен, али силушкой и здоровьем слаб. Не дам я семье своей голодать, руки-ноги есть – выживем! Главное, Федот, что мы живы-здоровы и солнышко светит!
- Вы сговорились что ли?! – пыхтит Федот, у мельника из рук хворостинку вырвал, о колено сломал и дальше пошёл. Это он злится, не иначе.
Иван за ним.
Кузнец у кузни сидит. Отдыхает. Разгорячённый весь, как из баньки. Пот рукавом вытирает, на солнце щурится, улыбается.
- Здорово, кузнец! – говорит Федот.
- Здорово, кузнец! – говорит Иван.
- Здорово, коль не шутите! – приветствует их кузнец.
- Чему радуешься? – спрашивает в лоб Федот.
- А вот хорошо и радуюсь, - пожимает плечами кузнец, - железо плавится – кузнец славится!
- А если работы не станет?! – ехидничает Федот.
- Кузнецу лихо, что в кузнице тихо, - отвечает кузнец, - но я ж на все руки мастер, не пропаду! Я думаю, главное – что мы живы-здоровы и солнышко светит!
А Федот ничего не ответил, кузнецу картуз на глаза надвинул и пошёл восвояси. Наверное, опять злится.
А Иван идёт рядом, посмеивается.
- Ну чего ты опять радуешься, дурачина?! – топает ногой Федот, - смотри, солнце-то уже за горизонт закатилось!
- Утро настанет, и солнышко встанет! – отвечает Иван, - а у светлого человека солнце всегда внутри!
Ничего не сказал Федот, только лицом стал – будто солнце закатное!
Вечер семнадцатый
Перебираем землянику, собранную совместными усилиями в лесу. Осознание того, что зимой в городе будем кушать настоящее земляничное варенье, придаёт процессу значимость и удовольствие.
- Я больше набрала! – по-детски хвастается Вика.
- Ну, да, потому что ты с травой и листьями дербанила, - парирую я, - зато у меня крупнее!
- Мы все молодцы! – зевает дед.
- А я больше молодец! – уже дурачится Вика.
- Вот же человек как устроен, ему надо обязательно быть в выигрыше! А то как же!
- Нормальный спортивный интерес, - говорю я.
- А что чувствует человек, который проигрывает, а, Дениска?
- В другой раз выиграет, - встаёт на мою сторону Вика.
- У кого? У тебя! Значит ты проиграешь, так?
- А какие варианты, дед?! Это жизнь!
- Это глупость! Я вам больше скажу: бывают ситуации, робятки, когда оба проигрывают!
- А разве есть выход, дед?
- Разве могут выиграть оба?
- Разумные – да!
Сказка семнадцатая
Кто выиграл?!
- Ивашка, а давай силами мериться – кто быстрее свою поляну скосит!
У Федота видно сегодня расположение духа такое, что ему посоревноваться хочется.
- А давай! – отвечает Иван.
И пошли они косой махать без передыху: жух-жух, жух-жух… аж мухи да стрекозы окрестные с испугу прочь разлетелись.
Иван косит, да ещё и песню мычит под нос, а Федот зубами скрипит, пыхтит, на Ивана поглядывает: жуть как хочется ему победить. Да видно сил не рассчитал – обошёл его Ивашка! Стоит в конце поляны и лыбится довольно.
- У тебя поляна размерами меньше, - говорит Федот.
- А в прошлом году ты говорил, что у меня больше поляна! – смеётся Иван.
- Усохла, наверное, - выкручивается Федот, - сейчас отдохнём и будем соревноваться – кто быстрее траву в стожок соберет! Давай?
- А давай! – отвечает Иван.
Посидели малость и давай сено в стожок метать, аж местные полёвки по сторонам разбежались.
Не успел Федот и полстога собрать, глядь – у Ивана уже стожок стоит цел-целёхонек, красивый ровный, как теремок.
- Ну, конечно, у тебя ж поляна-то меньше, травы, стало быть, меньше, значит ты и стог быстрее собрал, - рассуждает Федот, - вечно ты Ивашка меня перехитрить хочешь. Да я не лыком шит, щас такое соревнование придумаю, где ты жульничать не сможешь!
- Ну, давай! – смеётся Иван.
- Пойдём, Ивашка, через лес, будем берёзовые прутики ломать, да веники банные вязать!
И пошли они по лесу. Федот напролом прёт, дороги не разбирая, только сучья трещат. Позади деревца сломанные, да муравейники потоптанные.
А Иван аккуратно идёт, веточки срезает так, что ни один листик не шелохнётся.
До конца леса дошли, у Федота на спине гора веников, на всю зиму хватит. А у Ивана – по парочке под мышками, идёт, руки в карманы – песни поёт.
- Вот ты слабак, - говорит Федот, - ни ума у тебя, ни силушки богатырской! Так, показуха одна! Давай ещё шишек кедровых насшибаем!
- Ну, давай, - соглашается Иван.
Федот дрын двухметровый выломал и давай по кедрам дубасить. Так колотит, что у ближайших медведей уши заложило.
А Иван под кедрачом шишек опавших насобирал, карманы набил и сидит, орехи колупает.
- Ну, что, Ивашка, кто из нас мужик настоящий?! - кричит Федот, - эх ты, доходяга! Смотри, сколько шишек я набил, на три зимы хватит!
Иван только вздохнул. Стыдно, наверное, ему.
А Федот в азарт вошёл, опять не унимается:
- А давай, Ивашка, соревноваться – кто кедровую шишку выше бросит!
Иван только головой покачал, сразу видно – слабак, куда ему против силушки Федоткиной!..
Федот размахнулся шишкой да как запустит её в небо, она аж из виду пропала.
«Эвонааа!» – радостно кричит Федот, голову задрал – тут шишка обратно и прилетела. Аккурат Федоту в глаз.
- Это ты виноват, – скулит Федот, - отвлёк меня!
- Зато ты выиграл! – улыбается Иван.
- Я всегда выиграю, если захочу, - вздыхает Федот, - я и сильнее и умнее тебя, Ивашка, у меня и дом круче, и жинка красивше, и детки толще.
- Тебе важно, чтобы ты был в выигрыше, Федот?! – спрашивает Иван.
- А то как же!
- А если мы оба будем в выигрыше?
- Не, Ивашка, так не бывает!
- А если и для меня мой дом хорош, и жёнушка для меня как красно солнышко, и детки мои послушны – тогда как считать? Получается, что мы оба в выигрыше, Федот?!
- Нет, - упирается Федот, - у меня всё равно всё лучше! Да и умнее я, Ивашка, уж с этим-то ты не поспоришь?! Давай ишшо посоревнуемся, чего просто так идти, давай – кто дальше плюнет!
- Нормально жил, вас же ишшо на свете не было! – острит дед.
- И бабушки нет давно, - взгрустнула Вика, - и с кем ты тут общался, пока мы не приехали?
- Общаться можно и на расстоянии, - отвечает дед, - с родителями вашими общался и с вами общался, со всем миром общался.
- А кто для тебя дороже, дед, дети или внуки?
Упс, Вика меня разочаровала: мне кажется, что вопрос провокационный, даже жестковатый. Но дед меня точно не разочарует, он должен ответить мудро.
- А что для тебя дороже, Викуська, солнце или вода? Слух или зрение? Всё ценно по-своему! Даже букашка на травинке имеет свою ценность для этого мира.
- А вот если бы пришлось выбирать?! – упрямствует Вика.
Мне кажется, надо пощадить деда! Викаааа!
- Дед, расскажи сказку о ценностях…
Сказка восемнадцатая
О ценностях.
Как получилось, так получилось, из песни слов не выкинешь… В общем беда приключилась с друзьями нашими: пошли Федот с Иваном в лес дремучий, да попали в старую яму. Была когда-то ловушка для зверя дикого, стала западнёй для человека.
Сидят Иван и Федот в яме день, сидят два. Всю снедь, что с собой брали, съели, всю водицу выпили. Жутко стало. Они уж и кричали – на помощь звали, и выбраться сами пытались – всё бесполезно.
Осталось только на помощь Божью уповать.
- Видно помирать нам тут с тобой время пришло! – стонет Федот.
- Без надежды — что без одежды: и в теплую погоду замерзнешь, - отвечает Иван.
- Да на кого нам надеяться-то, Ивашка, разве что на медведя? Уж он-то мигом нас отсюда вытащит.
- Не поминай лихо, оно и не появится, надеждою жив человек, - не унимается Иван, - давай-ка, Федот, спать укладываться, опять ночь на носу. Авось нас в деревне уже хватились – поди искать скоро начнут.
- Это ж какими бессовестными да чёрствыми надо быть, - злится Федот, - нас уже двое суток нету, а они и в ус не дуют!
- Напраслину говоришь, Федотка, думаю, ужо все переживают, беспокоятся.
- Эх, Ивашкааа, - всхлипывает Федот, - я бы щас всё отдал, чтобы дома очутиться!
Травы сухой под себя побольше набрали горемыки наши, повошкались-погнездились немного, калачиком свернулись, да и уснули.
И снится Федоту сон.
Стоит на краю ямы медведь с верёвкой и говорит Федоту: «Так что ты там, Федот, собрался отдать, чтобы дома оказаться?!»
Федот растерялся, оробел видно, а потом смекает: «это ж медведь, зверюга бестолковая, много ли ему надо?!» И отвечает: «Я, Мишенька, бочонок мёда тебе подарю!»
А косолапый верёвку свернул, на плечо закинул и головой мотает, дескать маловато!
Федот занервничал, видит – Мишка-то не так прост. «Хорошо, - говорит, - даю два бочонка мёда и корову в придачу!»
Медведь сел на край ямы, лапы свесил и снова головой мотает.
«Вот же жадный какой! – злится Федот, - его на мякине не проведёшь!» «Ну ладно, говори – чего просишь?!» – кричит Федот из ямы.
«Слово надо держать, Федот! – улыбается Медведь, - ты же сказал, что ВСЁ бы отдал! А ВСЁ – это и дом, и хозяйство, и амбары твои полные!»
«Ах, ты бандюган! Ах, ты грабитель! Совесть бы поимел! Обдираешь меня, по миру пускаешь!.. Как я без дома и хозяйства-то, как без амбаров моих!»
«Ну, ладно, - отвечает косолапый, - оставайся при своём, только зачем они тебе в яме?!» - Верёвку свернул, встал и скрылся с глаз долой.
Федот аж взвыл с досады и проснулся.
Заодно и Ивана разбудил воем своим.
- Кошмары всякие снятся, Ивашка, спи давай, - кряхтит Федот, а сам на другой бок повернулся и дальше быстрее спать. Пока Медведь из сна далеко уйти не успел.
А он тут как тут. Снова сидит на краю ямы. С верёвкой, знамо дело.
«Ну, что, решился всё отдать?» - спрашивает.
А Федот думает: «щас пообещаю, он меня вытащит, а потом как-нибудь выкручусь, охотников кликну – они его быстро того…», - и кричит Мишке: «Твоя взяла, бросай верёвку, так и быть отдам я тебе ВСЁ!»
«А как же охотники?» – спрашивает Медведь.
«Какие охотники?»
«Которых ты кликнуть хочешь, - отвечает косолапый, - прощевай, Федот!»
И снова верёвку мотает, на плечо закидывает и прочь уходит.
«Неееееет!» - орёт что есть мочи Федот во сне и просыпается. И Ивана, конечно, снова разбудил.
- Спи, Ивашка, мне опять кошмар привиделся, - оправдывается Федот, а сам глаза закрывает, чтобы сон быстрее вернулся. И Медведь с ним.
А он и не уходил далеко. Вот он, стоит на краю ямы и верёвкой болтает.
«Как дела, Федот? – усмехается Медведь, - не надумал к жинке своей и деткам малым возвращаться? Али они тебе так не дороги?! Али жизнь тебе в яме дороже, чем амбары твои, да скотина, да дом тесовый?!»
«Ты – сон! – свирепеет Федот, - ты не настоящий! Ты мне просто снишься! Потому что негоже медведю с верёвкой по лесу шастать, да людей из ямы спасать!»
«А, ну как знаешь, - отвечает Медведь, - тогда я к Ивану в сон пойду, прощевай, Федотушка!»
Тут уж Федот по-настоящему в панику ударился, головой о землю бьётся, траву грызёт и воет по-звериному с горя. Так сам себя и разбудил.
Глаза открывает, глядь – а уже и рассвет, и птицы щебечут, и прохлада утренняя до костей пробирает. Поднял голову Федот, а на краю ямы… Иван стоит.
- Хватит дрыхнуть, Федотка, домой пора! Я тебе щас ветку брошу, вытащу! – а сам ухмыляется чудак.
- Ивашка! – вопит радостно Федот, - дурачина ты этакая, как ты выбрался?!
- Да корневище в земле нащупал, - отвечает Иван, - полез по нему и выкарабкался кое-как, жить-то хочется! Пойдём отсюда, Федотка, пока Медведь не вернулся!
Вечер девятнадцатый
Как ни странно, я уже знал, о чём будет сегодняшняя вечерняя сказка.
Когда Вика между делом спросила деда – почему в деревне все такие дружные, а в городе все как враги? – дед ответил: «у нас тут люди живут, а в городе – выживают. Нас мало, поэтому мы сами по себе, а в городе – толпа, которая подчинена общим правилам, против своей воли. Поэтому они и злые».
За ужином я спросил деда:
- А что мешает людям в городе быть индивидуальностью?
- Когда много деревьев – это лес, и ни одно дерево не имеет права быть лучше остальных. В деревне люди на виду, потому что их мало. И жить не в ладу с совестью, как бы это сказать, не выгодно что ли… Совестливым быть и проще и приятнее.
Сказка девятнадцатая
Совесть
Праздник не праздник, а в церковь ходить надо. Все ходят. И Федот ходит. Надо, как без этого. Он же не в лесу живёт, люди кругом, что о нём подумают. А тут ещё и оказия вышла: Федот с соседнего огорода межу прихватил. Думал – сосед не заметит. Заметил. И сказал Федоту, что бессовестный он. Всё бы ничего, но перед этим он замужней селянке подмигивал, да похабные речи говорил, и она Федоту тоже сказала, что совести у него нет. А третьего дня бабка какая-то на базаре Федоту то же самое сказала, когда он полведра гнилых помидоров ей продал.
Вот и пришёл Федот в церковь, разобраться же надо.
- Доброго здоровья, Батюшка! – кланяется Федот.
- Здравствуй, Федот! С чем пожаловал?
Федот шапку в руках ломает, голову опустил, не знает с чего начать.
- Вот, скажи, святой отец, что такое совесть? Мне что-то часто говорить стали, что нет её у меня. А я думал, что всё у меня есть, и семья, и дом, и хозяйство, и здоровьем Бог не обидел, и умом. А совесть? Она нужна ли? Может, и без неё обойтись можно?
- А чего ж тогда пришёл, Федот? – улыбается в бороду Батюшка, - раз пришёл, значит, гложет чего-то, значит, не можешь ты без совести жить.
- Это без коровы нельзя жить и без лошади, - не соглашается Федот, - а что это за штука такая – совесть, на фига она в хозяйстве нужна? Ею ни огород не вспашешь, ни на хлеб не намажешь!
- Хорошо, иди, Федот, коли считаешь так – значит и живи без совести. А там посмотрим, что дальше будет.
- Нет уж, Батюшка, ты официально разреши мне так жить, чтоб всё законно, честь по чести было!..
И пошёл Федот радостный домой. Сам Батюшка разрешил ему без совести жить. На кой ему эта совесть?!
Идёт-бредёт Федот по улице, вдруг видит – а за ним как тень дама какая-то плетётся. Мрачная, унылая вся из себя. Федот быстрее – она за ним, Федот влево – и она туда же. «Вот пристала!» - злится Федот.
Остановился он, оборачивается и спрашивает:
- Ты кто, чудо в сарафане?
А дама отвечает:
- Я – Совесть твоя, Федотушка, ты вот оставить меня решил, я вот и бреду теперь как сиротинушка, не знаю куда податься.
- Вона чё, - отвечает Федот, - это уж твои заморочки, найди другого хозяина, долго ли?
- У всех Совесть есть, нет мне места, - вздыхает Совесть, - к тебе хочу, мне с тобой так спокойно жилось, я спала много, дремала да не шевелилась совсем, хорошо было с тобой.
- А мне с тобой не хорошо! – сердится Федот, - иди прочь, не нужна ты мне, обойдусь!
И пошёл дальше.
Идёт, смотрит – птенец в траве копошится, видно из гнезда выпал, а обратно никак. Только на корм кошке…
«Не моё это дело, мне-то что!» - думает Федот и дальше шествует.
Вдруг глядь – малец Евдокеи-солдатки в грязюку попал, стоит в луже, ревёт, а выбраться не может – мал ещё, силёнок не хватает.
А тут дед Кузьма у дороги, к дереву притулился, одной рукой за грудину держится, второй – за воздух хватается. Видно, прихватило старика.
Федот посмотрел-посмотрел, да и пошёл дальше.
«Старый, так сиди дома, или помирай уже быстрее!» - думает Федот, - нечего тут людей отвлекать.
Домой Федот пришёл, перво-наперво забор свой в огороде передвинул на целую сажень в сторону соседа. Пока не видит никто. Да и увидят – Федоту как-то наплевать.
Так и зажил Федот, спокойно да безмятежно, ничего его не тревожит, да не волнует. Даже дома отдыхать больше стал: скажет, бывало, жинка – «Федот, больно мне тяжело воду из колодца таскать, помог бы!» «Не, неохота мне, - отвечает Федот, - я лучше посплю!»
Вот такие дела.
А тут как-то вдруг – суета по селу, беготня какая-то да крики. Федот в окошко выглянул – мать честная, никак пожар?! Церковь горит!
- Пойду, поглазею, - зевнул Федот, - хоть какое-то развлеченье.
Народ у церкви собрался, вёдра таскают, песок сыплют – тушат огонь. Батюшка, рясу подобрав, вокруг храма носится, кричит больше всех – помогите, мол, миряне, спасите от беды!
Ну, все и без того помогают, понятное дело. Никто без дела не стоит.
Тут Батюшка Федота увидал. Остановился как вкопанный, глаза вытаращил, удивляется, наверное. Потому что Федот стоит – руки в карманы и посвистывает.
- Это ты чего не помогаешь, богохульник?! – спрашивает Батюшка, - неужто совсем Совести нет?
- Точно, нет, - отвечает Федот, - Вы намедни сами разрешили отпустить её, она и ушла восвояси! Так что извиняйте!..
Батюшка только руками всплеснул.
А на следующее утро, ни свет-ни-заря постучался Батюшка к Федоту в дом. Да не один пришёл: вёл за руку дамочку, совсем исхудавшую, плохонькую, да неказистую.
- На, - говорит Батюшка, - забирай Совесть свою обратно, да не отпускай больше! Хоть и невзрачная она, да какая есть! Уж пусть хоть такая, чем совсем без неё. Не по-христиански это, не по-человечески!
Вечер двадцатый
Огород всегда как будто интригует: то гвоздь какой старинный откопаешь, то ложку позапрошлого века.
- На этом месте постройки были, - объясняет дед, - а вон на том холмике помещик жил.
- Значит, есть шанс найти клад?! – предполагаю я.
- А почему бы и нет, - клад дело хорошее, как и любая другая ценность, но это ещё и испытание!
- Хе! - ответил я по-дедовски, - какое же это испытание? Это кайф! Богатство - это же такая свобода! Ни тебе работы, ни проблем! Прикупил какой-нибудь островок с пальмами и загораешь целыми днями! А лакей тебе поднос с обедом в шезлонг приносит…
- Чаво? М-дяяя… А не каждый, Дениска, выдержит такого кайхву. Знаешь чего, зови сестру, я сказку вспомнил.
Сказка двадцатая
Клад
Копался как-то Федот в огороде, да клад нашёл!
С кем не бывает.
Уж сколько лет в этом огороде репу сажал – ничего не находил. А тут вдруг появилось откуда-то!..
Федот сначала обрадовался, а потом испугался – не каждый же день клад попадается! Стоит, смотрит на сундучок в земле и оторопь его берёт. Сундучок красивый, медью обитый, с замочком, а что там – неизвестно. Понятное дело, что ценное что-то. Зря что ли в земле зарыто.
Вспотел Федот. Его аж озноб прошибает от волнения. Стоит, на лопату опирается, чтоб не упасть и смотрит сверху на находку свою.
А тут Иван мимо идёт. Видит – Федот в огороде как пугало стоит, не шелохнется. Почесал Иван макушку и кричит:
- Здорово, Федотка!
Федот вздрогнул, чуть лопату не сломал, покосился на Ивана и отвечает:
- Здравствуй, Иван!
- Подсобить чем? – интересуется Иван.
- Нееееет!!! Я сааам!!! – завопил Федот, - сам справлюсь, иди куда шёл!
И пот со лба вытирает.
- Ну, ладно, бывай, - пожимает плечами Ивашка и дальше пошёл.
Федот немного успокоился, стоит, кумекает – что теперь с находкой делать?
«Интересно, там золото или серебро? – думает, - а может вообще – медь! Но всё равно хорошо! Хотя лучше бы, если бы золото было! Эх, и зажил быыыы!»
Федот лопатой по крышке сундучка постучал легонько – глухой стук, знамо дело – порожнее так звучать не будет.
«Дом новый куплю! – решил Федот, - в два этажа, и конюшню построю с рысаками, буду в праздники в золотой упряжи на тройке выезжать, о, как! Потом всю лучшую землю в селе скуплю, батраков найму – будет у меня урожай поболе, чем у всех вместе взятых!»
А тут Федота жинка во двор вышла, смотрит – муженёк битый час на одном месте стоит как вкопанный, ай случилось чего?!
- Федотушка, что там у тебя? – кричит.
Федот снова чуть лопату не сломал, аж ноги одеревенели со страху.
- Ничего у меня тут!!! Не подходи!!! Я справлюсь! – верещит Федот, а сам думает: «Вот глупая баба, меня чуть кондрашка не хватила из-неё! Надо будет заново жаниться, да помоложе взять девку, зачем мне при таком богатстве простолюдинка?!»
Снова лопатой по сундучку постучал, немного успокоился, в себя пришёл.
«Цельное стадо коров заведу, со своим личным пастухом! И свиней! Да что там, заведу заморскую скотину какую-нибудь, чтоб не как у всех! Вот, к примеру, слыхал, что где-то есть какие-то морские свинки на свете, вот их и заведу, целую хверму. Или две. Сало солить будуууу – тоннами! А ишшо страусов и этих… пигвинов заведу целый курятник, они жирные, шиковать – так шиковать!»
Федот осмотрелся: вроде не видать вокруг никого. Он на колено привстал, склонился, дрожащими пальцами сундучок потрогал, замочек пощупал…
«Ээээххх! Мать честная, хорошо-то как, когда богатый!» – колотится в мозгу мысль.
И вдруг Федота переклинило немного: «А ежели пытать начнут все – откуда, мол, богатство взялось?! Начальство всяко большое наедет, да власти! Как доказать, что не украл, не ограбил кого, а вдруг ишшо и в убивстве обвинят ненароком?! Вот незадача!»
Сел Федот на краю ямки, обхватил голову руками и совсем запечалился. Думает: «Ну ладно, скажу, что нашёл клад, допустим, поверят, так ведь всё равно потом наши от зависти со свету сживут, вредить станут, хверму сожгут, курятник с пигвинами спалят!..»
Аж выть захотелось Федоту от безысходности-то. С одной стороны богатство оно вроде как хорошо, а с другой стороны – как людям в глаза смотреть?! Скажут – смотрите, смотрите – ворюга пошёл! «Как я им всем докажу, что я богатство в земле нашёл, что честный?! Не поверят ведь», - стонет мыслями Федот. «Да и хвермы энти, да конюшни – за ними же уход нужен, да пригляд, это ж какая морока, да суета! А ну как кони околеют, да свинки морские свинкой захворают?!.. Оспыдя, страшно-то как!».
А может ну его, богатство это! От него одни неприятности да беспокойство!
Встал Федот, на ладони поплевал, да и закопал сундук обратно.
Вечер двадцать первый
- Бездельники! – ворчит дед, - может уже делом каким займётеся?! Вы мне всю крышу уже пролежите!
- Дед, пока солнце, загорать надо, вдруг дожди пойдут, - говорит Вика.
- Дожди пойдут – тогда и поможем огород полить! – острю я.
- Ну-ну, - обиженно отворачивается дед.
- Дед, а почему время медленнее идёт, когда лежишь и ничего не делаешь, - печально вздыхает Вика.
- Ух-ты! – картинно «удивляется» дед, - и давно ты это обнаружила? Щас я вам какую-нибудь сказку про время расскажу!
Сказка двадцать первая
Часики
Хорошая вещь – базар! Нужная. Слава тому, кто придумал для людей такую штуку! И чего только ни найдёшь на базаре – и коня, и уздечку, и горшок, и свечку. По воскресеньям базар полон. Весь торговый люд тянется сюда, подороже продать, да подешевле купить. Знамо дело, никто в накладе не останется.
Федот с Иваном тоже не редкие гости на базаре. То зерно привезут, то поросят, то репу, то свёклу. Ну и прикупить чего – тоже надо, и для души, и для хозяйства.
Вот и в этот раз как бы и ничего особенного, день как день, базар как базар. Федот товару продал на мешочек денег, Иван тоже не прогадал со своим товаром.
Домой уж было собрались, но надо и домочадцам что-то прикупить, подарков всяких.
А тут штучные ряды – бусы, свистульки да петушки на палочке всякие. Товар вроде и не важный для хозяйства, но приятный для жизни.
Ходят Иван с Федотом вдоль рядов, смотрят-прицениваются.
Вдруг видят – в сторонке сидит дед – сто лет в обед, а перед ним на лоточке мелочёвка всякая – нужная и ненужная, мало ли, вдруг кому чего надобно.
Федот от такого старья морщится, нос воротит, а Ивану часики одни приглянулись. Часы – карманные, с цепочкой медной, с крышечкой, всё как положено. Иван их в руки взял, крышечкой пощёлкал, языком поцокал.
- Не бери эту рухлядь! – бубнит в ухо Федот, - видишь, они время неправильное показывают, значит с изъяном товар.
А Иван часы к уху приложил – тикают!
- На ходу часы? – интересуется у продавца.
- Что ли не слышишь сам? – не поднимая головы, отвечает старик.
- Слыхать-то слышу, да отчего ж они время неправильное показывают? Спешат, али отстают?
- А это уж ты сам решай, мил человек, - усмехается дед.
- Энто как? Разве ж так бывает, чтоб часы от человека зависели? – удивляется Иван.
- Часы не зависят, а вот время очень даже зависит.
- Пойдём отсюда, Ивашка, жулик он, - встревает Федот, - ищи дураков, дед, нам такого добра не надо!
- Погоди, Федот, интересно мне, - отмахивается Иван, а сам старика пытает:
- А что, отец, со временем не так?
Помолчал старик долго, бороду погладил, посмотрел исподлобья на Ивана, оглядел Федота, а потом и говорит:
- Время, робятки, оно такая капризная штука, как хочет, так и идёт. А вот часы – они сами по себе идут, и под время-то совсем не подстраиваются, во как. Мой дед был часовщиком, и он придумал часы, которые бестолково не тикают, как их колёсики крутят, а показывают время, которое на самом деле идёт.
- Мудрёно говоришь, - усмехается Иван.
- Я ж говорю – жулик, - не успокаивается Федот.
- А вы купите, а там посмотрим – жулик я али правду говорю! – спокойно отвечает старик, - рупь всего цена им.
- А вот и купим! – улыбается Иван.
- И товарищу твоему найдутся часики, у меня ж их много, - кивает дед на Федота.
Федот смотрит, как Ивашка кошелёк достаёт и злиться начинает. «Вот дурень, деньги на ветер выбросить не боится… А вдруг часы и вправду какие-то особенные!»
- Давай, возьму тоже твои часики, за компанию, - важно супит брови Федот.
- Берите, берите, да время друг у дружки спрашивайте, оно на пользу будет…
Пока Федот с Иваном с базара на телеге ехали, часы время одинаково показывали. А как домой приехали – тут и началоооось!..
- Иваааан, - кричит Федот, - сколько на твоих?
Иван крышечкой щёлкает, смотрит.
- Десять, Федот! А на твоих?
- А на моих ужо двенадцать!
- Ну, делаааа!..
- Федоооот! – кричит Иван, - сколько на твоих?
Федот крышечкой щёлкает, смотрит.
- Шесть вечера, Ивашка! А на твоих?
- Четыре только, отстают почему-то!
- Вот нечистая сила!
- Иваааан!..
- Пять!..
- Федоооот!..
- Восемь!.. Отстаёшь, дурень!!!
- Никак в толк не возьму, почему они у нас разное время показывают? – говорит Федот, - одно хорошо, что я впереди иду, мои часики шустрее твоих тикают!
Иван макушку почесал, часы в руках повертел и спрашивает:
- Федот, а когда у тебя двенадцать было, ты что делал?
- Ну, так это… - ворчит Федот, - это моё дело – что делать, и не твоего ума дело!
- Значит, спал! – улыбается Иван.
- Ну, допустим, спал, и что с того?
- Ага, а я травы накосил, воды наносил, дров нарубил, да жене подсобил!
- Подумаешь!..
- А вечером ты чем занимался?
- В карты с соседом играл, да блины ел! А какая разница?! Вечер же, отдыхать надо!
- А я, Федот, в это время корзину сплёл, скотину накормил, да Мишке с уроками помог.
- А часы-то причём, Ивашка?
- А сам подумай, Федотка!
- Не, не хочу я думать, я лучше посплю!..
- Спи, спи. Только часики-то тикают.
Вечер двадцать второй
Мы с Викой снова поссорились. Бывает. Не хочу особо вдаваться в подробности – чего я такого натворил, в принципе, ничего смертельного. Но сестра сказала, что я поступил непорядочно. Если бы она сказала «додик» или «бэдман», - это было бы куда привычнее и не так обидно. Меня как-то ломануло. Походу налицо влияние деда. А мне всегда казалось, что «порядочный» - какое-то совковое слово…
- Дед, а про порядочность у тебя есть сказка?
- Хе! У меня всё есть!..
Сказка двадцать вторая
Порядочность
Федот – мужик хозяйственный. Не то, что Ивашка.
У Федота поленница во дворе аккуратная, ровная, а у Ивана какое-то чудище сказочное из поленьев выложено. Тридцать три года мужику – а всё дурью мается. У Федота дом белёный, чистый, а у Ивана вся изба петухами расписана, да птицами райскими. Ну, чисто дитё.
Федот порядок во всём любит. Если щи хлебать, то непременно со сметанкой, если спать, то только на пуховой перине. Ну а если работать, то тоже чтобы по порядку – час поработал, два поспал. Порядок он во всём должен быть.
- Я человек порядочный! – любит повторять Федот.
Услыхал это как-то дед Кузьма, усмехнулся в усы и говорит:
- Порядочный человек, Федотка, это тот, кто других уважает да себя выше всех не ставит, во как.
- Да пошёл бы… - Начал Федот, а потом осёкся, вспомнил видно, что он – человек порядочный и говорит: - пошёл бы… я к кому другому за советом, да мудрее тебя, дед Кузьма, никого нет! Спасибо тебе!
И пошагал гордо по селу.
А тут Иван навстречу.
- Здорово, Федот!
- Здравствуй, уважаемый Иван!
У Ивашки от такой неожиданности аж веснушки по лицу врассыпную.
- Куда идёшь, Федотка?
- Я, уважаемый Иван, не Федотка, а Федот Пантелеич! А куда иду я – не твоё собач… не твоя ли собачка потерялась намедни, Иван? По дворам бегала, скулила.
Иван затылок почесал.
- Не, не моя, Федот Пантелеич.
- Ну, ладно, до свидания, уважаемый Ивашка!
- Бывайте здоровы!
- Благодарю Вас! – важничает Федот.
Идёт Федот дальше, навстречу Кузнец.
- Здорово, Федотка!
- Здравствуйте, достопочтимый мастер!
- Эвона! – только и сказал Кузнец, на Федота уставился, чуть не споткнулся.
- Я, дорогой Кузнец, глубоко уважаю Ваш титанический труд, хоть вы и содрали с меня лишний алтын с гнутой подковы, но я нисколько на вас не злюсь, всё равно гореть вам в… гореть вашей печи на благо нам! До свидания, дорогой Кузнец! Да, и я не Федотка, а Федот Пантелеич, между прочим.
Приятно стало Федоту почему-то. И ничего, что Кузнец тут же к фельдшеру пошёл. Про Федота рассказать.
Навстречу Мельник.
- Здорово, Федот!
- Пантелеич! Здравствуйте, глубокоуважаемый Мельник! Ваша мука, глубокоуважаемый Мельник, самая мучистая мука из всех мук! Белее белого!
Ах, как хорошо стало Федоту!
И ничего что Мельник за его спиной пальцем у виска покрутил.
Главное, Федот почувствовал каково это – быть порядочным по-настоящему.
Батюшка навстречу, на службу идёт.
- Здравствуйте, святой отец!
- Здравствуй, сын мой!
Сразу видно, что Батюшка тоже порядочный. Не то, что эти мужланы. Порядочному с порядочным и поговорить приятно.
- Погоды нынче стоят офигительно прелестные, - говорит Федот.
- И не говори, сын мой!
- А вчера дождище какой шпарил, мой огород чуть не смыло ко всем чертям! Хорошо хоть у соседа огород ниже – к нему всё ушло. А как Ваши дела, батюшка, денег много набрали в этом месяце?
- С Божьей помощью на хлеб-соль хватает, - смутился Батюшка.
- Это хорошо, главное хлеб да соль, и я, Батюшка не верю всяким сплетням, что Вы, мол, в пост полбыка слопали! Разве ж такое возможно? Я и то от силы четвертинку съедаю, а Вы-то хоть и толще, но в поле-то не пашете, поэтому кушаете меньше! Куда Вам полбыка-то?!
У Батюшки крест на груди раскалился, а борода инеем покрылась.
- Пойду я, сын мой, мне на службу пора!
Рясу подобрал и бегом по кочкам да ухабам, легко и воздушно, будто и вправду полбыка не ел.
А Федот дальше пошёл, степенно и важно, как и подобает порядочному человеку.
Вечер двадцать третий
Как ни странно мы с Викой наконец начали ощущать всю прелесть местного колорита. С одной стороны – тоска зелёная, и в дауншифтеры мы полюбак не свалим, а если задуматься – то тут реально кайфово, один воздух чего стоит. А хавчик! Короче, походу дед знает толк в жизни!
- Дед, тебе не скучно в деревне?!..
Сказка двадцать третья
Скукотень
- Эх, и скучно мы живём, Ивашка, - говорит Федот.
Они лежат на большом лугу, у костра и смотрят в небо. А уже и сумерки подкрадываются, и в небе звёзды появляться начали. Как-будто кто-то там, во вселенной свечи зажигает.
- А ты живи весело и всё, - отвечает Иван.
- Дурак ты, Ивашка, я ж говорю, что каждый день – одно и то же, тоска зелёная.
- А как иначе, Федот?! Солнышко утром взойдёт, петухи запоют, коровы на луг потянутся, всё как положено, по-другому нельзя. Как Создатель мир сотворил, так оно и существует, вот.
- Не масштабно ты мыслишь, Ивашка. Это ж с тоски можно помереть, когда дни одинаковые, как палки в заборе.
- Не, Федот, присмотрись к палкам-то, разные они: какая с сучком, какая с червячком, а на какой горшок висит. Так и дни.
- Не хочу! – развредничался Федот, - хочу разнообразия хоть какого-то и всё тут! Никакой хвантазии у твоего Создателя, видно образования у него – три класса и калидор.
- Ну, возьми и сам нахвантазируй чего хошь, - улыбается Иван, - я завсегда так делаю. Поэтому мне и весело всегда.
- А что, и нахвантазирую! Я, Ванятка, похлеще тебя могу нахвантазировать, потому как умнее!.. Тока ты это… не смейся, ладно?
- А чего ж не посмеяться, ежели смешно будет?!
- Это вот у тебя всё хихоньки-хахоньки, а моя хвантазия сурьёзная будет, понял?!
- Ага, понял, Федотка.
- Я ужо чуйствую, Ивашка, как ты лыбу тянешь. Ну ладно… Слушай.
- Воооон на той далёкой звезде есть своя жизнь, Ивашка! Свои люди там ходят, свои коровы и лошади и даже Батюшка свой есть.
- Забавно! – говорит Иван.
- Воооот. Только там, Иван, жизнь-то повеселее, нежели у нас.
- Чем же она веселее, Федот?
- Не перебивай!.. Там весело, потому что, к примеру, там коровы кукарекуют на заре, а петухи – молоко дают, вот! Батюшка не кадилом машет, а в поле пашет. А местный мужик Федот на печи ихней сидит, и на дуде играет. Как надоест играть, так с печи слазит, и блины кушать идёт. А блины там размером со столешницу! А холодец там такой, что его ешь-ешь, а он и не кончается. А во дворе там колодец с квасом. Вопчим, Ивашка, местный Федот там горя не знает! Живёт себе и в ус не дует.
- Что-то все хвантазии у тебя про еду, Федот, - говорит Иван.
- Не, могу и не про еду. К примеру, там, на энтой звезде, у всех крестьян по две лошади, а у местного Федота, значится – три! И жены три. Одна деток воспитывает, вторая по хозяйству за скотиной приглядывает, а третья кушать готовит. Утром только Федот зенки протрёт, а на столе тебе и кринка молочка, и пирог сдобный, и курочка жареная. А на обед окрошка, наливочка под неё и стерлядка с икоркою…
- Опять про еду! – смеётся Иван.
- Вот ты дурень, как же без этого?! Ведь жить, Ивашка, надо с удовольствием, а удовольствие где?! Воооот! Ну, ладно, давай, не про еду расскажу. Значится, дома там каменные стоят по всему селу, даже у местного Ивашки. По два этажа. А у Федота – три этажа. На первом – гостиная, на втором – столовая, а на третьем – опочивальня. Федот, как поспит, так спускается вниз, а там ужо и стол накрыт…
- А можно я, Федот, про свою звезду расскажу?!
- Ну, валяй, кто ж тебе запрещает.
- А на моей звезде, Федот, нету ничего, ни блинов со столешницу, ни стерлядки с икрой.
- Вот ты дурень! Как же вы там живёте без блинов-то?!
- А на моей звезде, Федот, люди удовольствие получают от другого.
- От наливочки что ли?!
- Не, Федот, радость там люди получают от мира, в котором живут, от общения простого друг с дружкою, от каждого цветка да травинки. И не важно, какого оно там цвета и запаха, главное, что оно чудо божье, созданное нам на удовольствие! Вот представь, лежат там, на звезде тамошние Федот да Иван, и смотрят на нас. И рассуждает там Федот, мол, скучно, Иван, на нашей звезде: коровы – кукарекают, петухи – молоко дают, блины со столешницу, разве это жизнь?! Вот на Земле – действительно жизнь!.. Там встанешь на зорьке, корову подоишь парным молочком, да по росе в стадо выгонишь. А петух полусонный на забор вскарабкается, по сторонам посмотрит и ну горлопанить на всю округу! Возьмёшь тихонечко ведёрко, чтоб звяканьем деток не разбудить и к колодцу за водицей, а воздух – аж до костей пробирает… Обратно идёшь, глядь – а из трубы ужо дымок вьётся: жёнушка печь затопила, опару поставила. Войдёшь в дом, а там так уютно, тепло, дровами пахнет и тестом сдобным. И жёнушка такая красивая-прекрасивая, хоть лицо в саже и руки в муке…
- Знаешь что, Ивашка, а не охота мне уже на звезду чужую почему-то. Меня чего-то домой шибко потянуло. Наверное, блинов хочу!
Вечер двадцать четвертый
- Ты кем собираешься стать после школы? – спрашивает меня дед.
- Студентом, - отвечаю лениво я.
- Солдатом он станет с такой успеваемостью, - подкалывает меня Вика.
- А ваще, дед, я еще не решил, мне информатика нравится, в айтишники пойду.
- А я веб-дизайнером буду, - говорит Вика.
Дед молчит. Чтобы его не расстраивать, я перевожу всё в шутку:
- Дед, а знаешь кто ты?
- Хто?
- Лайф-коуч!
Видимо звучало это красиво, и дед не обиделся. Он запарил чайник, порезал деревенского хлеба и сказал:
- Главное – хотеть. Само оно ничего не придёт, робятки. Весь секрет – в нашем желании, так-то… Завтра бабкам местным скажу, что я энтот… как его… Ладно, слушайте сказку…
Сказка двадцать четвертая
Колыбелька
Шёл как-то Федот по селу. Шёл, по сторонам смотрел: вдруг что интересное появилось, а он, не дай Бог, пропустит.
И точно! Появилось. Федот от изумления даже рот раскрыл, а глаза – ещё шире, чем рот. А ведь чуть не прошёл мимо… Даже уже почти прошёл, но во дворе у Ивана кое-что происходило, поэтому Федот встал как вкопанный. Двор как двор, Ивашка как Ивашка, сидит, строгает себе что-то, посвистывает. Мало ли чего он там строгает? Но Федот-то не дурак! Федот докумекал – что Ивашка выстругивает из дерева. И было это для Федота и забавно и раздражительно одновременно. А почему – он и сам не мог объяснить.
Иван выстругивал колыбельку.
Колыбелька, как известно, вещь необходимая, без неё никак. Особенно, если в доме лялька новорожденная. А откуда у Ивашки такая лялька? Подросли уже, будя. Может на продажу делает? Да вроде энтим он не баловался раньше, с чего вдруг-то?..
- Здорово, Ивашка! Бог в помощь!
- Здорово, Федот! Спасибки!
- Ой, гляжу я, Ивашка, никак ляльку ждёте со своей? Угадал? Уж не знаю поздравлять тебя или сочуйствовать!.. А? Чего молчишь?
Иван – ни слова, молчит, как рыба на сковороде.
- Ага, значит печалька у тебя? – продолжает Федот, - значит, не рад ребятёночку-то?
Иван перестал строгать, отложил колыбельку в сторону и давай стружку из кудрей своих изыскивать.
- Рад, Федотка, рад. Только нету ишшо ребятёночка, никого мы пока не ждём. Вот такие дела.
- Тю, ничего не понял, - удивляется Федот, - зачем же тогда колыбельку строгаешь?
- А это, Федот, как бы приворот, примета такая. Я колыбельку рабёночку сделаю – он и появится!
- Вот, дурень! – только и сказал Федот. Картуз на глаза надвинул и прочь пошёл. Идёт и ворчит: «Ежели я кошелёк себе сошью новый, у меня там деньги, что ли, появятся?!»
А на следующий день Федот снова мимо Иванова двора идёт. Ну и заглядывает через изгородь, интересно же ему.
Иван на завалинке сидит, мастерит чего-то.
- Здорово, Ивашка! Бог в помощь!
- Здорово, Федот! Спасибо на добром слове!
- Чего там ладишь?
Опять Иван молчит-помалкивает себе в усы. Федот присмотрелся – аж перепугался за друга, вдруг тот умом тронулся?! Иван – из соломы и рогожки куколку делает! Ну и дела!
- Иван, это что, для рабёночка?
- Для него, - вздыхает Иван.
- Который не родился ишшо?
- Да, Федот.
- Хе! – только и сказал Федот, по лбу себе постучал и дальше пошёл.
На третий день ему уже интересно стало: как там Ивашка?!..
- Здорово, Ивашка! – кричит Федот через калитку.
- Здорово, Федотка! – отвечает Иван. Он косу точит. Вроде как нормальный мужик, умом не тронутый. Только на голове у него почему-то венок из ромашек.
- Чего это у тебя на башке, Ивашка?
- А ты не видишь, что ли, Федот, веночек беленький.
- Зачем он тебе, дуралей?! Не гоже мужику с веночком на голове ходить!
Иван косу отложил, посмотрел на облака и говорит:
- Я, Федот, девочку очень хочу! У меня ж два пострелёнка, а молодой хозяюшки нету, как без неё-то?! Вот, думаю, в веночке буду ходить – девочка и зародится?
- Ну-ну, - усмехается Федот.
Долго ли коротко ли, а как лето прошло, да дело к зиме – как будто подменили Ивана. Радостный ходит, улыбается в усы и песни всякие поёт. Федот смотрел-смотрел да спрашивает:
- Чему радуешься, Ивашка?
А Иван вдруг Федота в охапку схватил, сжал так что у того кости захрустели и отвечает:
Долго Федот ходил, думку думал. Иван, конечно, не колдун никакой, но как-то это всё не чисто, ой, не чистоооо!
А вечером домой пришёл и сразу на чердак. Там у Федота всякая всячина, старый хлам и хлам поновее. Погремел, пошумел и достал на свет божий колыбельку старую, которая от младшого осталась. Хорошая ещё колыбелька, крепкая, Федот у краснодеревщика заказывал, когда жинка на сносях была.
Покряхтел Федот, стащил колыбельку с чердака во двор, пыль да паутину стряхнул с неё, полюбовался. Потом взял топор и разрубил её в щепу.
Так, на всякий случай, мало ли. Неча нищету плодить.
Вечер двадцать пятый
- Что ж вы так грызётеся без причины?! – сердится дед, когда мы с Викой лениво и беззлобно стебались на какую-то мутную тему, - вы ж единоутробные, должны быть – не разлей вода, должны любить друг друга.
- Не люблю слово «должны»! – хмурится Вика, - дома должны, в школе должны!..
- Какое слово б ни было, а брат у тебя один! Ну-ка обнимайтеся!
- Лол!!!
- Чаво?
- Дед, а сказка?!
- Вот обниметесь – будет сказка!..
Сказка двадцать пятая
Встреча
Федот на мельницу поехал. Зерно повёз, чтобы в муку перемолоть. На мельнице, как всегда, народ толпится, очередь. Мука всем нужна.
Мельник – мужик расторопный, зерно у всех возьмёт, всем перемелет.
Стоит в очереди на мельницу и пришлый народ, из соседних деревень. Видно, там с мельницей нелады, или с мельником. Ну, стоят и стоят, пусть ждут, нам-то что, жалко, что ли.
А как мельник в свою филькину грамоту переписывать народ стал, то получилось – что два человека с одинаковой фамилией в очереди стоят. Один из них Федот, а второй – чужой мужик, из дальней деревни. Вот-те раз!
Федот этого мужика впервые видит. А вдруг родственник какой? Надо ж узнать, расспросить! Вдруг пригодится.
- Здорово, мужик! Меня Федотом кличут, а ты кто?
Незнакомый мужик на Федота уставился, и тут Федот окончательно понял, что точно родственничек: уж больно по внешности, да по повадкам похожи они. Бывает же такое!
- Здорово, Федот, - отвечает мужик, - меня Панкратом кличут, будем знакомы, - и руку протягивает. Рука у него жилистая, крепкая, сразу видно – работяга!
- Давай, Панкрат, двигай свою телегу ближе, вместе пройдём! Хороший у тебя конь, Панкрат, сразу видно хозяина!
- Спасибо, Федот на добром слове! Конь молодой, резвый, не обижаюсь. И поле вспашет и для свадьбы годится!
- А сбруя, какая ладная, ну чисто как у генерала, блестит вся!
- Начистил, Федот, перед дорогой, такому коню и сбрую генеральскую!
- И телега, смотрю, не скрипит, смазана, подлажена. Издалека ехала, а будто только из кузницы!
- А как иначе, Федот, вещь она уход любит и порядок. Порядок он во всём должен быть.
- Не поверишь, я так тоже люблю приговаривать! – удивляется Федот.
- Это меня батя научил, - поясняет Панкрат, - он у меня хозяйственный, умный, у него всегда поленце к поленцу, травинка к травинке, всё как надо!
- Ой, удивляюсь я с тебя, Панкрат! – смеётся Федот, - как будто про моего папашку рассказываешь! Он такой же шибко порядочный аккуратист! Его на селе все уважали, он хоть и вредный был, но хозяйственный, его не иначе как Пантелей Евсеич и звали, тока по имени-отчеству! Во как!
- Почему – был? Помер ужо что ли?
Федот рукой махнул, поморщился.
- Не, не помер, я бы узнал, если б помер. Земля слухами полнится. Просто он бросил нас с мамкой, когда я мальцом ишшо был. Сволочь он, конечно, но что тут поделать… Нашёл себе кралю в соседней деревне…
- Как говоришь звали его? Пантелей Евсеич?!
- Ну!?..
- А ты, стало быть, Федот Пантелеич?
- Знамо дело, как же иначе.
- Вона как. А я, Федот – Панкрат Пантелеич! Получается – братец я твой единокровный! Во как! Мне про тебя папаня много рассказывал. Я примерно таким тебя и представлял, на батю ты похож сильно! Дай я тебе Федот ещё руку пожму, как брату! Старшему.
- Не хочу я, Панкрат, твою руку тощую жамкать, потная она. И лошадь, Панкрат, твоя дохлая и кривозубая. И сбруя у цыган краденая! Да и телега, если присмотреться, того и гляди развалится по дороге! Шёл бы ты, Панкрат Пантелеич, в конец, неча тут притуливаться без очереди! Мельница наша, значит пришлых – в последнюю очередь!
- Ты что, Федот, шуткуешь что ли?!
- И ты мне не тычь, я тебе не Иван Кузьмич! Я сказал – убирай свою развалюху, вишь, нормальные люди стоят!
Вот и поговорили.
Вечер двадцать шестой
Сегодня звонила мама. В ее голосе я чувствовал беспокойство, хотя она и хотела казаться строгой. Мы поговорили о природе-о погоде и потом она сказала, что возможно сама приедет на недельку погостить к нам в деревню. «К нам!» Смешно.
- Окей, мам, давай, поки! – сказал я на прощанье.
Дед сидел рядом, улыбался. Но потом он чем-то загрузился и нахмурился.
- Что не так? – спросил я его.
- А чивой-та ты не сказал ей добрые слова напоследок? Мол, цалую, люблю и всё такое прочее. Ей было бы ой как приятно. А ты – «поки»… Э-хе-хе…
- Да лана, дед, она ж знает, что мы её и так любим.
- Может и знает, а слышать от вас это почаще – дорогого стоит…
Сказка двадцать шестая
Любовь
- Вот скажи, Ивашка, почему тебя все любят? – спрашивает Федот.
- Не знаю, я не задумывался над этим, - отвечает Иван, - может, потому что я всех люблю.
- Да ладно, так уж и всех?!
- Всех.
- И Мельника?
- И Мельника.
- И Кузнеца?
- И Кузнеца.
Федот осторожно на Ивана косится – не шутит ли, не врёт? Не, вроде не врёт.
- И меня любишь? – осторожно спрашивает Федот, ожидая подвоха.
Иван бьёт Федота по уху щелбаном и улыбается:
- И тебя!
Федот смущённо сопит.
- А кого больше любишь, к примеру, Кузнеца или меня?
- Всех одинаково, каждый по-своему интересен!
- Ну, ладно, допустим, - мрачнеет Федот, - то есть ты хочешь сказать, что если я всех любить начну, то и меня все любить станут?!
- Получается, что так, - соглашается Иван.
- А где гарантии? – умничает Федот.
Иван только плечами пожал, он таких умных слов не знает, дурень же.
- Ну, смотри, Ивашка, не дай бог ты меня обманываешь!..
И пошёл Федот по селу. Решил он попробовать полюбить всех. Очень уж ему захотелось, чтоб и его все любили. Как Ивашку. Даже если Ивашка и врёт, всё равно, попробовать надо, попытка – не пытка.
Вон сидит на завалинке дед Кузьма. С него и начать можно.
- Здорово, дядька Кузьма Прокопьевич!
- Здорово, Федотка!
- Дядька Кузьма, я это… ну… короче… люблю тебя!
Дед Кузьма аж закашлялся. А как откашлялся, посмотрел на Федота и спрашивает:
- Тебе чивой-та надо от меня, али чаво задумал?!
Растерялся Федот.
- Не, я просто так. Вот шёл мимо, посмотрел на тебя и думаю: ах, думаю, как же я люблю деда Кузьму! Ну, как родного люблю!
Дед Кузьма Федоту в лицо посмотрел, улыбнулся беззубым ртом и сказал:
- Ну, ладно, спасибочки, ежели не врёшь! Приятно в конце жизни такое услышать – всё помирать легче.
- Угу, - отвечает Федот и стоит, ждёт. Ему же надо, чтобы дед Кузьма его тоже полюбил. А тот чего-то и не торопится любить. Непонятно. Может самому спросить?.. Да неудобно как-то.
- Ага, стоишь, не уходишь, значит всё ж-таки чего-то попросить хошь?! – хихикает дед Кузьма.
Федот разозлился, ногой топнул и пошёл дальше.
А навстречу Пастух идёт, кнутом щёлкает, да песни распевает.
- Здорово, Пастух!
- Здорово, Федот!
- Постой, Пастух, я тебе сказать кое-что должен.
- Ну, говори, вот он я.
Федот снова замялся, покраснел, по сторонам посмотрел и говорит вполголоса:
- Пастух, я это… тебя люблю… вот!
Пастух шляпу свою соломенную на глаза надвинул, улыбаться перестал и давай от Федота пятиться.
- Ты чего? – спрашивает его Федот, - я ж не шучу, и ничего мне от тебя не надо! Просто люблю и всего делов.
Пастух развернулся и бегом от Федота. Вот пойми его… Чего он так испугался?! Ведь это ж хорошо, когда тебя любят.
Пожал плечами Федот и домой пошёл. Решил он перекусить поплотнее, а потом дальше идти любить всех. На голодный желудок как-то не очень любится.
И тут возле дома Федот соседку свою встретил.
«Вот и славненько, - решил Федот, - сейчас я соседке в любви признаюсь, чтоб потом два раза не ходить».
- Здорово, соседка!
- Здорово, Федот!
- Соседка, я вот рядом живу и как-то недосуг было… В общем хотел я сказать тебе… Соседка, я это… люблю тебя!..
И стоит Федот улыбается, потому что в любви признаваться уже как-то легче стало, да и приятнее.
Только соседка не улыбается. Она, наоборот, мрачнеет. Потому что у Федота за спиной Матрёна появилась. А Федот её не видит. Жена у Федота сурьёзная, строгая, и силушкой Бог не обидел. И слухом, кстати, тоже. Поэтому Федоткино признание в адрес соседки обошлось Федоту очень дорого: светился Федот своим фонарём на всю улицу!
Но это, конечно, она не со зла: бьёт – значит любит!
Вечер двадцать седьмой
- Не хочу спать, бессонница у меня, - говорит Вика.
- И у меня, - честно признаюсь я.
- Оно понятно, вы ж на крыше цельный день валяетесь и дрыхните, - усмехается дед.
- А что мы там, роман-газету будем читать, как ты что ли?
- Ну не обязательно, можно и паапчаться, - говорит дед, можно и просто наедине со своими мыслями побыть, это куда интереснее. Там вапче без края возможностей, думай о чём хошь себе на здоровье и развлекайся. Умному человеку, робятки, скучно самому с собой никогда не бывает.
Сказка двадцать седьмая
Мысли
Гуляли по округе Мысли. Ничьи, бездомные. Вольные как птицы.
Мысли – они же такие, им свободу подавай! Это потом, когда они в человека вселяются, то становятся осторожными, забитыми, трусливыми. Хотя, это смотря к кому попадут…
Вот, к примеру, сидят на сенокосе наши Федот, да Иван. Отдохнуть от косьбы решили маненько, кваса испить, да поболтать о том, о сём.
Одна мысль и залетела к Федоту в голову. Покружила покружила и присела на извилину, пёрышки почистить.
Спрашивает Федот Ивана:
- Ивашка, а ты, к примеру, где?
- Вот он я! – Отвечает Иван.
- Это понятно, что ты тут, а ты где?
- Иван макушку почесал и говорит:
- На улице.
- А улица где?
- В деревне.
- А деревня где?
- В Рассее.
- А Рассея где? – не унимается Федот
- На Земле! – улыбается Иван.
- А Земля где?
- Знамо дело – на трёх китах!
- А три кита где?
- Ну, наверное, у Бога, за пазухой, - предполагает Иван.
- А Бог где?
- Бог – он везде, Федот! И во мне, и в тебе.
- Врёшь, Ивашка, - не соглашается Федот, - во мне десяток блинов и жбан кваса, а Бог на небе!
- Стало быть, мы с тобой у Бога за пазухой, Федотка.
- Получается, что так, Ивашка.
А мысли вокруг их головы снова роятся, мелькают, как ласточки перед дождём. Тут и к Ивану одна залетела.
- Федот!
- Чего?
- Так я где?
- Тьфу-ты! Зенки протри, вот он ты!
- Нет, Федот, вот ты скажи – когда я к тебе стучусь – ты что представляешь? Только честно.
- Ну, если честно, представляю, что ты сейчас зайдёшь, и мне блинов меньше достанется, ты ж едок знатный, когда в гостях, не стесняешься.
- А чего стесняться, ты ж предлагаешь.
- Так я это… из вежливости, так положено.
- А вот я и говорю: я стучусь, а ты как меня представляешь? Когда я за дверью.
Федот снова чешет загривок.
- Нуууу… чупрын твой рыжий представляю… усы…
- А если чупрын рыжий и усы полдеревни носит?
- А, ну так это… у тебя ж имя есть, Ивашка.
- А если, скажем, в деревне десяток Ивашек?
- Не, ты такой один!
- А откуда, Федот, ты знаешь, что это я?
- Вот ты зануда, Ивашка! Откуда да откуда… Ты это и всё! Я ж с детства знаю тебя.
- А «тебя» это кого? – упрямствует Иван. Вот к нему назойливая мысль какая залетела.
- Три с половиной аршина представляю, да шапка ишшо!
- То бишь, тело моё представляешь?
- А то как же, Ивашка, ты же не гусь и не бычок!
- А вдруг я бычок? Вдруг тело Ивашки, а внутри – бычок!
- Не, внутри ты тоже Ивашка! Хоть и упрямый как бычок!
- А где я там внутри, Федотка?!
- Эвона загнул! Ты – это весь целиком, Ивашка, и тело, и усы, и печёнка с селезёнкой!
Федот болезненно морщит лоб, потому что об него бьются пролетающие мысли. Никак проникнуть не могут, лоб больно твердоват. Федот смотрит на Ивашку и начинает щупать свой живот.
- А ведь интересно, Ивашка, мы же – не пузо с блинами и не усы, мы же где-то глубже!
- Вооот, Федот, мы – это душа. Душа – главная. А к ней ужо прилагается что положено, и тело, и голова с усами.
- Занятно. Вот почему Батюшка всё время твердит про неё, а я-то думал!..
Врёт Федот, не думал он. А сейчас начал думать. И если б ещё чуток подумал – глядишь польза какая была бы. Да не тут-то было: в голову удалось проникнуть самой жирной и наглой мысли, которая всех растолкала и засела в Федоткиной голове:
- А давай лучше поспим, Ивашка, а ну их – эти души.
И захрапел.
А Иван в небо посмотрел и сказал:
- Развернулась душа – да сморило крепыша!
Вечер двадцать восьмой
Мы с Викой листаем старый дедовский фотоальбом. В нём есть и наши родители в детском возрасте, и покойная бабушка, и сам дед: молодой, румяный, улыбающийся во все тридцать два. Вот он в широченных штанах и белой рубахе, вот в майке, с соломинкой во рту, щурится с усмешкой в объектив, а вот в солдатской гимнастёрке. Всё по-настоящему, это не кино, наш дед на самом деле жил в ТОМ времени, которое для нас как фантастика. А мы как-то и не задумывались, что он тоже был такой как мы. Это сложно представить, но это так.
- Дед, а какой ты был в молодости? – спрашиваю я. А Вика добавляет:
- Кем ты был в прошлой жизни?
Упс, походу у сестры в голове смещение понятий. Но дед адекватно понял её глупый вопрос и плавно перевёл свой рассказ в новую сказку.
Сказка двадцать восьмая
Прошлая жизнь
- Здорово Ивашка!
- Здорово, Федотка!
- Хорошо, что я тебя встретил!.. Слушай, Ивашка, какую страшную новость я тебе скажу!
- Давай!
- Батюшка сегодня сказал, что я в прошлой жизни турецким шахом был, во как!
- Да ну?!
- Вот те крест! Он там по какой-то вумной книге определил. Представляешь – я был турецким шахом!!! Опупеееть!
- Ну, ладно, поздравляю, Федотка, пойду я, мне надо пашню пахать.
- Чего ты сразу пашню?.. Не хочешь со мной рядом постоять?! Завидуешь?
- Не, просто дела не ждут.
- Ну и иди, пахарь! А я отныне не буду пахать больше! Турецким шахам пахать не положено! Не, стой!.. Так и быть, схожу с тобой за компанию. Но пахать не буду!
- А как же урожай, Федот? Чем семью кормить будешь?
- Не знаю, придумаю что-нибудь. Потом.
И пошли Иван да Федот на пашню. Один – землю пахать, другой – руками махать.
Федот от возбуждения никак успокоиться не может, несёт его, видно турецкий темперамент проснулся.
- А я, Ивашка, думаю – чего это я такой умный? А оказывается, что я голубых кровей, во как! У меня ж замашки чисто шахские! Я вот с утра только зенки продеру, сразу чуйствую, что мне кофею хоца и изюму всякого! Ведь неспроста это?! Как думаешь?
- Может быть, - уклончиво отвечает Иван.
- Ща первым делом буду хлопотать, Ивашка, чтобы мне власти разрешение выписали на этот… как его… гарем, во! Турецкому шаху положен гарем! Знаешь, что такое гарем, Ивашка?
- Не-а.
- Вот ты темнота! Гарем, Ивашка, это когда несколько жён. Понял?
- Как это?
- Пять или десять жён, чего непонятного. Все тебя обстирывают, обшивают, кормят, ласкают, а ты лежишь такой на ковре и изюм кушаешь!
- А любишь кого? – чешет затылок Иван, - всех?
- А там разберёмся, - слащаво лыбится Федот, - сегодня одну, завтра другую… красота!
- Не, неправильно это, - хмурится Иван, - это как-то нехорошо, любить одну надо!
- А это уж извините-подвиньтеся, - разводит руками Федот, - такие наши турецкие законы!
Иван уже лошадку в соху впрягает. А Федот важно рядом ходит, веточкой, как турецким опахалом, от себя мух отгоняет.
- Мы турецкие шахи, Ивашка, народ не зловредный, ты к нам по-доброму – и мы к тебе с этим… с соблаговолением. Я вот, помню, иду я в прошлой жизни по Шанхаю… это, Ивашка, город, такой турецкий, иду я, значит, а мне все кланяются, уважают, значит! А я им из карманов целковые да полтины серебром разбрасываю… влево – вправо, влево – вправо! Ох и щедрым я был шахом, доложу я тебе!.. Вот.
Иван между тем уже межу прошёл, обратно разворачивает. А Федот не отстаёт.
- Но ты-то, Ивашка, сильно не расстраивайся, я ж не виноват, что такая моя планида. Я к тебе по-прежнему буду относиться. Может, даже на работу тебя к себе возьму, чего тебе в земле ковыряться?! Там у них есть такие слуги, евнухи называются. Так и быть, сделаю тебя своим личным евнухом! Не благодари!..
Иван вспотел малость, жарко. Да и болтовня Федота его притомила. Встал он, пот рукавом вытер и на Федота поглядывает. А тот, пуще прежнего упивается:
- Только ты моих баб не трогай и изюм не воруй…, да ты не расстраивайся, Ивашка, ты ж не виноват, что я турецким шахом был. Ну, хочешь, я попрошу Батюшку, чтобы он и тебя по секретной книге посмотрел? Ты ж мне друг! Вот завтра с утра пораньше сразу и пойду, часов в двенадцать…
А на следующий день пропал Федот.
В церковь, как и обещал, сходил и сгинул. К батюшке обратился и исчез! Может в волость поехал, гарем оформлять? Кто его знает.
А тут Иван стал на поле собираться, а Федот вот он, жив-здоров, что им турецким шахам сделается!
Идёт, коня под уздцы ведёт, голову опустил, глаза в землю. Видно не в настроении.
- Здорово, ваша светлость! – кричит весело Иван.
- Здорово, Ивашка! – сердито отвечает Федот.
- Ты никак на пашню?
- На пашню.
- Пахать?
- А то что же?!
- А как же ваши турецкие законы?
Федот коня плетью стеганул, посопел и говорит, глаза пряча:
- Я, Ивашка, к Батюшке вчера зашёл. Хотел за тебя похлопотать – о твоей прошлой жизни узнать.
- Да ну?! Узнал?
- Узнал, - вздыхает Федот, - давай, Ивашка пахать и не отвлекай меня от работы. Я вчера и так цельный день потерял!
- Так что там, Федот, Батюшка про меня сказал, а?
Федот шапку оземь бросил и кричит нервно:
- И как тебе, Ивашка, не стыдно от лучших друзей такое утаивать?! Так нельзя с друзьями поступать! Почему ты не сказал, что ты в прошлой жизни японским ымпиратором был?! А?!
Вечер двадцать девятый
- Много ли для счастья надо! – потягиваясь, говорит Вика. Она стоит на крыльце с миской спелой клубники, вдыхая вечернюю июльскую прохладу.
- Согласен с тобой, - говорит дед, выходя следом, - на-ка сливок, добавь в ягоду. Счастье, робятки мои, оно не в чём-то, оно в нас, во как!
- Я слышал такое, типа «хочешь быть счастливым – будь им!» - говорю я.
- Точнее не скажешь, - соглашается дед, - присаживайтесь, щас чего-нибудь про счастье вспомню…
Сказка двадцать девятая
Счастье
– Здорово, Ивашка!
– Здорово, Федот!
– Куда идёшь, опять пахать? А, помню, помню – с землицей пообщаться.
– Ну, да!
– Вот смотрю я на тебя, Иван, и никак не пойму – что ты всё время улыбаешься? У тебя что – щёки к ушам прилипли? Чему ты радуешься, дурак?
– Потому что радостно!
– А почему радостно? У тебя вон лапти прохудились – а ты радуешься; у тебя в телеге колесо отвалилось – ты посвистываешь; у тебя сарай сгорел – ты вообще спать лёг!.. Чтоб ни случилось – у тебя счастье!!!
Разошёлся Федотка, кричит, злится, аж ногой топает. А Иван только улыбается. Дурак – что с него взять.
Тут откуда ни возмись – нечто появилось.
Возникло как в сказке, из ниоткуда, такое большое, светлое. Но это только Иван так видел, Федоту что-то непонятное мерещилось, то ли тучка, то ли кучка.
– Ты кто, красавица? – спрашивает Иван.
– Ой, это ещё что за хрень? – спрашивает Федот.
– Я – Счастье! – отвечает нечто, – услыхало я своё имя, вот и пришло.
– Это я, это я тебя звал!!! – выскочил вперед Федот, - пойдём ко мне жить! У меня полати как у знати, у меня на угощение мёд да печенье, я ж тебя буду холить и лелеять – только поживи у меня!
– Ну, хорошо, – говорит Счастье, – так и быть, пойдём.
И пришло Счастье в избу к Федоту.
Федот не нарадуется – Счастье в доме!
Сидит Федот на печи, да жуёт калачи – счастливыыыый!
Сидит день, сидит два, и что-то тоскливо ему как-то стало.
– Эй, Счастье, ну ты это… давай, делай что-нибудь, что ли… я ж с тоски помру, ну-ка покажи свои способности!
– А что ты хочешь? – спрашивает Счастье.
– Нуууу… Тааааак, значит…. Во-первых… Не, подожди, я щас список составлю…
И побежал Федот за пером да бумагой – счастливыыыый!
И стал Федот записывать.
– Значится, перво-наперво коровы, две, нет три, а лучше пять! Потом – лошадей: одна для поля, одна для прогулок, третья – про запас. Ишшо амбар муки и амбар репы. Полный погреб соленьев-вареньев, и всякие бочки – огурчики-грибочки… Ты запоминаешь, Счастье?! Да, и чтоб меня по вечерам не пучило, а утром изжога не мучила! Жинке моей – побрякушек всяких и платьев пять сундуков. Деткам моим – игрушки да пирушки и никакой заварушки!.. Счастье, ты успеваешь запоминать?!.. Ой, а чивой-та у меня там за шум на дворе?
– Это коровы твои мычат, да кони ржут, – усмехается Счастье, – их же кормить надо.
– Вот ты жульничаешь как, а! – закричал Федот, – так нечестно, ты мне это… давай коров да лошадей, чтоб сами кормились и чтоб навоз убирали за собой. Во как. Вот я головаааа!
– Много ли для счастья надо? – улыбается Счастье.
А Федот уж в азарт вошёл, его не остановить.
– Давай, – кричит, – мне дом новый, в два этажа, с тремя опочивальнями и столовой, и чтоб камин был, как у барина какого. Ещё чтоб повар свой был, и извозчик, и ишшо чтоб один человек был, чтоб мух отгонять, когда я сплю.
– Много ли для счастья надо? – снова улыбается Счастье.
– Вот я идиот, – говорит Федот, – нахрена мне два этажа, когда можно три! Я ж на третьем бильярдную сделаю и кальян поставлю. Ковров настелюююю, подушек накидаюююю…
– Много ли для счастья надо? – вздыхает Счастье.
– Ээээх… не масштабно я мыслю, – злится Федот, – зачем мне пять коров, когда можно ферму заиметь, или две…
– А лучше пять! – подсказывает Счастье.
– Точно!
– И чтобы сами кормились и убирали за собой! – напоминает Счастье.
– А то как же, правильно! Только мы про машину самоходную забыли и про ераплан самолётный. А ишшо в стольный град хочу, во дворце жить, с лакеями и энтим, как его …швейцаром. Ууууххххх… Счастьееее!!!
И тут Федота осеняет мыслью разумной. Он аж занервничал весь, зачесался.
– Слушай, Счастье, я вот тут подумал: а ведь у Ивана ж ни шиша нет, ни фермы, ни повара…
– Ни кальяна, – подсказывает Счастье.
– Да. Так вот, почему ж он счастлив-то постоянно?! Ты что – пятки ему перед сном чешешь, али мух отгоняешь?
Улыбнулось Счастье.
– Я, Федотушка, твоё Счастье, а у Ивана – своё есть.
– Вот хитрееец, – заблестел глазками Федот, – а я-то думаю, чего это он такой довольный ходит… Только непонятно – где ж он его прячет, это Счастье своё?
– Да не прячет он его, – отвечает Счастье, – его у него так много, что и не спрячешь, даже раздаёт всем, а оно и не убывает, а только больше становится!
– Ну, если ж такое большое, тем более, где ж он его прячет? – не унимается Федот.
– Родился он с ним, – блаженно говорит Счастье, – оно внутри у него, в сердце. Огромное, с полнеба.
– А как же без дворца, да лакеев… – чуть не плачет Федот, – разве ж так бывает? Чтоб безо всего и счастлив!
– Бывает. Для счастья не ераплан нужен, Федотушка, ни машина самоходная. Для счастья сердце нужно горячее, мысли светлые, да радость в душе.
Много ли для счастья надо?
Вечер тридцатый
Большой жирный минус деревни, что здесь много физической работы. Круглый год. В любую погоду.
Не знаю как Вика, а я никогда не задумывался – откуда появляются продукты в городских универсамах. Походу мы привыкли, что они просто есть и всё. На какой-нибудь фабрике штампуется из пластиковых болванок картошка, морковь и прочая еда. А фрукты и ягоды просто тупо растут на дереве, в нужное время материализуясь на прилавок.
Наш дед, конечно, в силу возраста, уже не пашет как все селяне сутками на поле, но мы с Викой догадываемся, что он посохатил нормально, и за это ему респект и уважуха...
- Дед, а почему селяне такие выносливые и терпеливые?
- Какие «такие»? Обычные они. Нормальные. Это вы – городские стали ленивыми и нетерпеливыми. И вечно жалуетесь, что трудно. Э-хе-хе…
Слушайте сказку…
Сказка тридцатая
Терпение
Лежал как-то Федот в траве на лужайке. А что, имеет право. Поработал – можно и отдохнуть. Целую копну накосил.
А день-то какой хороший – солнышко, птички, цветочки! Федот лежит на спине и смотрит в небо. Облака беззаботно парят в вышине. Вот и бабочка тоже беззаботно опустилась рядом на травинку, потом на цветок, а потом и вообще Федоту на нос.
«Вот у неё житуха! – размышляет Федот, стараясь не сопеть, - ни сено косить, ни дрова рубить, красота! Порхает себе такая бабочка-Федот по лужайкам и жизнью наслаждается!..»
Думал так Федот, размышлял, да и уснул.
И снится Федоту сон.
- Господи, хочу быть беззаботной бабочкой!
- Хорошо, Федот, - говорит Создатель, - да будет так!
Стал Федот уменьшаться в размерах. Уменьшался-уменьшался и вот совсем маленьким стал. С травинку.
- Уррраааа! – закричал Федот во всё своё насекомое горлышко, - я бабочкааааа!
- Вот ты идиот! Какая же ты бабочка?! – сказал кто-то сзади. Федот оглянулся: какая-то букашка. Букашка как букашка, только лицом больно деда Кузьму напоминает.
- Я это… Павлиний глаз! Ага! – предположил Федот.
- Помёт ты павлиний, а не глаз! – усмехается букашка.
Федот смотрит – божья коровка ползёт. Только почему-то больно на Евдакею-солдатку похожа.
- Да я тебя!.. – сердится Федот. А Евдокея-коровка крылышки расправила и на небко. Как и положено.
- Да ладно, не злись на них, Федот, они шуткуют просто! – сказал проползающий мимо рыжий муравей с лицом Ивашки, - чего злишься-то?
- Так я это… Бабочка! А они меня зелёной какашкой обзывают!
- Хе! Ну, какая ты бабочка, Федот?! – муравей подпрыгнул и ловко схватил лапами лист подорожника с лужицей росы, - смотри!
Федот посмотрел в своё отражение и ужаснулся. На него смотрел толстый сморщенный зелёный червяк.
- Неееет! – заорал Федот, - неееет! Ты обманул меня, Создатель! Чем я прогневал тебя?! За что, ты меня таким создал?! Нету, нету у меня столько грехов!
Федот упал лицом в землю и зашёлся в рыданиях. Земля, перемешиваясь со слезами, лезла ему в рот, брюхо колола скошенная трава, было горько, обидно и больно.
Через пару минут он успокоился, присел, кое-как изловчившись, вытер лицо короткими лапками, высморкался, посмотрел в небо и закричал:
- Создатееель, а Создатель! Выходи, разговор есть.
- Чего тебе, Федотка?! – отозвался голос из-за облака.
- Мы так не договаривались! Ты обещал меня бабочкой сделать?
- Ну!
- И что?
- Что?
- Где, где я тебя спрашиваю, мои крылышки, мои усики, моё неземное обаяние и красота?
- Какого терпения?! – свирепеет Федот, - сколько можно терпеть?! Я человеком терпел, и тут на тебе – снова терпеть! Я не хочу, не хочуууу!
- Во всём нужно терпение, Федот, - говорит Создатель, - не познав боли, не познаешь блаженства!
- Чивоооо?!
- Без боли нет роста!
- Я не хочу боль, не хочу терпеть! Хочу сразу и сейчас!
- Так не бывает, Федот, надо много терпеть, работать над собой, научиться смирению и благодарению и тогда будет тебе счастье!
- Я не согласен! Давай превращай меня обратно!
- Не могу, - виновато отвечает Создатель, - начатый процесс должен завершиться до конца! Извини, у меня дела.
- Вот жулик! – грозит Федот маленьким кулачком в небо, - лиходей!
Он вдруг почувствовал огромное желание чего-нибудь съесть, схватил первый попавшийся листик и, смачивая его своими слезами, начал грызть.
- Молодец! – сказал муравей-Ивашка, - так держать!
И уполз.
Федот спрятался в самую гущу травы, чтобы его никто не смог увидеть и продолжал поедать всю зелень вокруг.
«Одна радость – хоть наемся вволю! - думал он, - а потом спать завалюсь, эхе-хе!»
Но поспать почему-то у Федота не получилось. Он немного подремал, и почувствовал, что всё тело что-то сдавливает. Будто Матрёна во сне обнимает крепко-крепко.
- Что за чёрт! – проворчал Федот и открыл глаза. Он висел на тонком сучке дерева вниз головой.
- Нееееет! – снова в панике завопил Федот, - Создатель, я тебя ненавижу, ты жестокий, ты немилосердный, тебя вообще неееет!!!
Федот потерял сознание от боли и бессилия.
А когда очнулся, было уже не так страшно.
Начинался новый день, из-за горы вылуплялось раскрасневшееся ото сна солнце. По-сумашедшему щебетали птицы и яростно благоухали цветы.
- Этот мир несовершенен, - сказал Федот, - а не хочу жить в нём.
Он широко раскрыл глаза, наклонился в пустоту и оторвал лапки от ветки. Но вместо приближающейся земли он вдруг увидел бесконечную высь неба…
- Смотрите, смотрите какая красивая бабочка! – кричали все вокруг.
А Федот кружил над поляной и в его глазах почему-то снова стояли слёзы.
Вечер тридцать первый
- Скажи, дед, вот ты давно живёшь, ты научился распознавать людей? Можешь сразу определить – хороший человек, или дешёвка?
- Хе! Ну ты, Дениска, спросил! Что значит «хороший»? Для кого он хороший? И для кого он, как ты говоришь, дешёвка? Любой деспот и кровавый диктатор, всегда будет хорошим для своих родителей, своих детей, и наоборот: какой-нибудь любимец публики – дома может быть тираном и сущим деспотом для жены и детей. Вот так-то. Не бывает такой категоричной мерки для всех: этот, мол, хороший, а этот сволочь. В каждом из нас есть и хорошее, и гаденькое. О! Сказку вспомнил!..
Сказка тридцать первая
Тень
Идёт Федот в поле. Иван уже давно там, а Федот только-только собрался. Солнце уже высоко, на небе не облачка. Рядом с Федотом идёт его тень, спешит, не отстаёт. Федот быстрее и тень торопится, Федот остановится – и тень стоит.
- Вот привязалась, – ворчит Федот, - уйди от меня!
- Неееет, - отвечает Тень, - я с тобой, боязно мне одной.
- Ну ладно, иди, всё вдвоём веселее!
- Ой, спасибочки!
- А вот скажи, Тень, а почему ты такая чёрная?
- А какая же я, по-твоему, должна быть?
- Ну, дык сама посуди: идёт человек – хоть монарх какой, хоть оборванец-нищеброд, а тень у них по цвету – одинаковая! Несправедливо это! Надо ж как-то цвета присваивать по рангу, стало быть, кому красную, кому синюю, кому вообще в цветочек! Красота! Так бы мы посмотрели на тень и сразу могли бы видеть – какого человек сословия, как к нему обращаться, да стоит ли кланяться ему?
- Я черна, потому что в каждом человеке чернота есть, - отвечает Тень.
- Так уж и у всех?! – улыбается Федот.
- У всех, Федотушка, ой у всех!
- И что это за чернота такая?
- Это и мысли наши чёрные, и дела, и поступки, всё что есть в человеке греховного – это и есть чернота.
- Значит красненькой и синенькой ты быть не сможешь, Тень? – вздыхает Федот.
- А отчего ж не смочь, могу, конечно, - отвечает Тень, - цвет-то мы видим не глазами, а разумом, стало быть, какой ты меня захочешь увидеть, такой и увидишь!
- Врёшь! – смеётся Федот, - сколько на тебя смотрю, ты всю жизнь такая.
- А ты попробуй! – кокетничает Тень, - представь меня фиолетовой!
Федот глаза прикрыл, и изо всех сил стал представлять, что Тень фиолетовая. Глаза открывает – мать честная, точно! Как по заказу! Фиолетовая!
- Опупеееть! – кричит Федот, - получилось! Я – не такой как все! Я – избранный!!! Я – мессия!!!
- Да неее, - заливается весёлым смехом Тень, - просто мы по клеверному полю идём!
- Ах ты… Вот я тебя! – злится Федот и ну за тенью бежать, та от него… Куда там, разве угонишься?!..
Устали, стоят оба, никак отдышаться не могут.
Ну и побрели дальше.
- Слушай тень, а вот, к примеру, Евдокея-солдатка: она ж вдова как-никак, муж за Рассею буйну голову сложил, кучу деток тащит одна! Неужто она не достойна светлой тени, а?!
- Видно уныния у неё много бывает, уныние – тоже грех!
- Вона чё. Слушай, а у Батюшки нашего – тоже чёрная Тень?
- Конечно, и у Батюшки черным-черна.
- Вот же какой, а! А прикидывается святошей, других поучает, умничает… Так это что ж, получается… - Федот оглядывается по сторонам, - у Судьи, да у Губернатора тоже тень чёрная?!
- Чёрная, - хихикает Тень.
- Я так и думал! – щурит глазки Федот, - вот как мир устроен, нами правят, а у самих-то рыльце…
И вдруг Федот останавливается, смотрит в землю и тихо говорит:
- Совсем забыл! Самое главное-то – я про Ивашку забыл!!! Вот кто больно чистого да светлого из себя корчит! Вот щас я посмотрю на его жирную чёрнющую тень!
И припустился Федот в поле, к Ивану.
Бежит, несётся на всех парах. Не терпится ему Ивана в греховности уличить!
«Ну, что ты мне скажешь на это, братец мой ситцевый?! – скажу я ему, а Ивашка в ноги мне упадёт, захнычет, стыдно ему станет, и скажет мне: прости, Федот Пантелеич, притворялся я добреньким, а на самом деле злыдень я несусветный!»
А вон уже и Ивашка показался. Косой машет.
Федот подбегает к нему, радостный весь, ладони злорадно потирает… А тут…
Нету тени у Ивашки!!! Совсем! Никакой. Ни красненькой, ни синенькой, ни в цветочек даже. А уж чёрной и подавно.
Федота чуть кондрашка не хватила. Разве так может быть?! Что за фрукт такой Ивашка, что у него тени нету?! Может он вообще не человек? Может он с неба? Или дьявол какой!
Федот судорожно глотает кадык, облизывает пересохшие губы и с ужасом спрашивает:
- Ивашка, а где твоя тень?!
Иван убирает косу в сторону, вытирает плот со лба и смеётся:
- Ну, так солнце же в зените, Федотка!
Вечер тридцать второй
- Давайте я просто расскажу сказку, а вы сами решите – о чём она? – сказал вечером дед, - как спать завалитесь, так и подумайте…
Сказка тридцать вторая
Дороги
Ох и широки просторы за селом! Раздолье, поля аж с небом сливаются…
И кого только не встретишь в этом бескрайнем пространстве. Вот и сегодня, шли Иван да Федот по своим делам, шли пешим ходом, не спеша и вдруг увидели детишек. Две девчушки, малые совсем, идут себе вприпрыжку беззаботно, за руки держатся, пыль из-под лапотков, щебечут о чём-то.
- Вот пигалицы, а ну как потерялись?! – хмурится Иван.
- По ним не скажешь, больно самостоятельные, - не соглашается как обычно Федот.
Решили Иван да Федот подойти да узнать.
А девчонки их увидели и сами подошли.
Одна – веснушчатая, рыжеволосая, улыбается всё время – Ивана вдруг за руку взяла и смотрит ему в лицо снизу вверх.
Вторая сердитая и серьёзная тоже подошла, только к Федоту. Подошла, руки в боки, и ножкой своей Федота под колено стук да стук, странная какая-то.
- Вы что тут делаете, сестрицы, одни, без родителей? – спрашивает Иван.
- Не в вашем возрасте шлындать, где попало! – добавляет Федот.
Они молчат.
- Как тебя зовут, деточка? – стал подозревать неладное Иван.
Рыжеволосая чёлку со лба сдула и говорит весело:
- Я судьба твоя, Ванечка!
Иван растерялся, на Федота смотрит.
А Федот другую девочку спрашивает, ту, что позлее:
- А ты – чьих будешь?
- А я – твоя судьба, Федот!
Растерялись Иван да Федот.
- Судьба – в смысле, жинкой моей али полюбовницей будешь, когда вырастешь? – осторожно интересуется Федот.
Девчушка после этих слов ещё сильнее Федота по ноге врезала.
А Иван-то сразу понял – о чём речь.
- Ой, Судьба моя, судьбинушка, расскажи, что меня дальше в жизни ждёт?
А девчонка глазки вытаращила да как прыснет кулачок, а потом отвечает:
- Откуда же мне знать, Ванечка, а ж маленькая ещё! Одно скажу: весёлая я у тебя, лёгкая на подъём, и жить буду долго!
Иван только макушку чешет, забавно ему.
А Федот как эти речи услыхал, так сразу в лице переменился, улыбаться стал, глазками блестеть. Повернулся к своей девочке-Судьбинушке и спрашивает её:
- Скажи, красавица, а ты легка ли на подъём, весела? И долго ли жить собираешься?
А Федоткина Судьба руки на груди сложила, губки надула, да и говорит:
- Любопытный больно! Нет мне резона распинаться перед тобой, какая есть – вся твоя!
- Вот что ты такая, а?! Почему дерзишь?
А Иван вдруг спрашивает:
- А что вы тут, судьбинушки дорогие, в чистом поле делаете?!
Девчонки головами поникли, повздыхали и говорят:
- Вот тут перекрёсток есть, дорога расходятся на тысячу дорог! Вот, стоим думаем-гадаем – по какой дороженьке пойти.
- Ой, чего там думать, - обрадовался Федот, какая ровнее – по той и идти!
- Подозрительно это, - отвечает Судьба Федота, - а вдруг она к пропасти приведёт?!
- Ой, и то верно! – говорит Федот.
- А я вот думаю, что на ровной да чистой дороге нечему бояться?! – не соглашается рыжеволосая, - на ней далеко видать!
- А вот каменистая и пыльная дорожка, она монетками усыпана, - предлагает первая.
- А вот ещё, к примеру, узкая да извилистая, но через каждую версту тайна неведомая, а что в ней – неизвестно, - предлагает Судьбинушка Ивана.
- Или вот дорожка: в гору – с горы, в гору – с горы, аж дух захватывает!
- Даааа, мудрено, и куда же вы пойти надумали? – спрашивает Иван.
- Хорошо подумайте! – волнуется Федот.
- А мы вот вас и решили подождать, да вам самим предложить выбрать! Смотрите, какой большой, да интересный этот выбор-то!
- Ой! – испугался Федот, - я подумать должен, нельзя вот так с кондачка решать! Надо всё просчитать, да взвесить.
- А я не буду выбирать! – говорит Иван, - иди по любой! Довериться тебе самой хочу, Судьбинушка! На всякой дороге есть и опасности, и радости, супризы и тайны неведомые, клады и трясины болотные. Так не бывает, чтоб вся гладкая да благодатная. Ровная дорога только в небо, а земные дороги – ой как нелегки. Главное – самому не дремать.
- Вот ты дурень! – злится Федот, - вечно напридумываешь всякого…
А рыжеволосая улыбнулась молча, рукой Ивану помахала и пошла по первой попавшейся дорожке.
Вторая Судьба бровки нахмурила, ножкой от злости топнула, глазками пометалась по другим путям-дорожкам, да как закричит:
- Эй, подожди! И я с тобой!!! Как я без тебя-то!
Вечер тридцать третий
Понятное дело – мы с Викой часто ссоримся. Но совсем непонятно то, что даже если и ссора пустяковая, и миримся быстро – на душе после этого как-то некомфортно. Подумал об этом и сразу понял, что можно спросить у деда. Он мудрый.
- Дед, а почему осадок в душе от ссоры остаётся, вот, например, когда кто-то на тебя смотрит презрительно, или словом каким из ненормативной лексики назовёт?
- Осадок, говоришь? Стало быть, слова – это напиток, которым мы поим собеседника. Если напиток мутный – конечно и осадок будет от него. А коли он чистый, от сердца – откуда осадку быть?!
- Ну, дед, ты прям философ у нас! Тебе только книжки писать!
- Хе! Книжки не книжки, а сказки у меня на любой случай есть…
Сказка тридцать третья
Скотина
– Здорово, Федот!
– Здорово, Ивашка!
- Ты чего такой хмурной сегодня?
- Ничего я не хмурной!
- А всё ж таки?
- Отстань, всё равно не скажу!..
- Ну ладно, не скажешь – так не скажешь, пытать не буду.
Федот пыхтит, ковыряет носком сапога землю, потом не выдерживает и говорит:
- Конь меня лягнул сегодня с утра, скотина! На мягком месте такой синящище, с блин размером! Хошь покажу?
- Не, не хочу.
- Я его кормлю, пою, а он так со мной!.. Скотина!
- Может, ты стегаешь его чересчур, Федот?
- Не, не чересчур, как все. Если его чересчур стегать – он меня вообще убьёт, я его знаю! Да и не при чём тут это. Вот, к примеру, корова: совсем не бью, так если легонько, хворостинкой – а она, скотина такая, вреднюшшаааааяяя! Всё норовит хвостом мне по лицу, да копытом под … скотина!
- Дааа, ну и дела!
- Вот, я и говорю! Кабанчик, тот тоже, скотина, вредный стал, жрёт в десять раз больше меня, и меня же и ненавидит лютой ненавистью, скотина! Я ж по глазам вижу. И баран, представляешь, Ивашка, разгоняется, скотина, до самого забора и на меня! А рога-то у него такие, что рёбер не досчитаешься! Ну ладно там этот скот, так петух тоже туда же, скотина безмозглая! Как меня увидит – лапой землю роет и ну за мной по двору бегать, скотина! А куры стоят и хихикают. И в борщ его не могу – последний остался!
- Ая-яй, прамблема! – усмехается в усы Иван.
- Котяра, скотина волосатая, мышей ловит и в дом тащит! Мол, нате, полюбуйтеся какой я герой! Дык ладно если б у дверей складывал, так он норовит мне в сапоги или вообще в миску мою! Скотина!
- Забавно!
- Чего там забавного?! Ивашка, меня собственный пёс покусать норовит, скотина! Представляешь?! Я ему косточки несу, а он за ногу меня… Скотина! Хорошо, что цепь коротковата, а не то бы совсем сожрал!
- Надо же!
Федот замолкает, чешет затылок и вдруг его осеняет:
- Слушай, Ивашка, мы же своих псов вместе щенками брали у деда Кузьмы?
- Ну!
- Они же от одних родителей?
- Ну!
- Значится и у тебя такой же пёс должен быть? А я что-то не помню, чтобы ты жаловался на него!
- А чего жаловаться, Федот, хороший пёс, грех жаловаться.
- Ой, темнишь, Иван! Не верю я тебе!
- Твоё дело, можешь не верить.
- А пойдём, посмотрим на пса твоего!
- А пошли!
И пошли Федот с Иваном во двор Иванов.
Как калитку открыли – навстречу Ивану несётся пёс. Федот встал как вкопанный, Ивана за рукав схватил, его аж затрясло со страху.
- Сожрёт, Ивашка?!
- Не, залижет насмерть! – смеётся Иван.
А пёс действительно на задние лапы встал, хозяина в щёку лизнул, потом к Федоту – тоже ухо полизал и хвостом помахал. Странный какой-то пёс, подозрительный!
А тут как тут и баран. Подскочил – у Федота аж колени задрожали, да лоб вспотел, а баран башкой своей кудрявой Ивану в живот уткнулся и говорит: «Беееее!!!»
Откуда ни возьмись – петух. Федот его увидел – пятиться начал.
- Ивашка, прячемся, нас петух увидел!
Иван даже бровью не повёл, в карман полез, щепоть семечек подсолнечных достал и петуху бросил. Петух курочек важно позвал, покудахтал и на Ивана благодарно посмотрел.
- Ну и дела! – удивляется Федот, - Ивашка, а покажи кабанчика своего! Зверюга, наверное, как у меня?
- Иди, Федотка, смотри.
Федот осторожно в хлев заглядывает, а там кабанище поболе Федоткиного – глазки-бусинки, ушки-лопушки, пятак розовый светится, радостный такой ходит по хлеву, похрюкивает. Федота увидел – рот до ушей.
- Ух-ты! – только и вымолвил Федот.
Иван подошёл, кабанчика за ушком почесал и спрашивает:
- Ну, что, Федот, на пастбище пойдём корову мою смотреть, али без надобности?!
Федот голову опустил и вздыхает:
- Без надобности, наверное, Ивашка. Думаю, что и конь твой ни разу тебя не лягал. Так ведь?
- Точно, ни разу!
- Открой мне секрет, Ивашка, как ты так свою скотину воспитываешь, что она как шёлковая?! Бьёшь сильнее, или кормишь сытнее, а? Признавайся!
- Скажу, Федот, отчего не сказать. Нет у меня скотины, Федотушка, а есть животинка домашняя. Как можно друзей, да кормильцев скотиной называть?! Ой не гоже!
Не по-человечески это.
Вечер тридцать четвёртый
- Устали, соколики?! – хихикает дед, когда мы обессиленные рухнули на диван, после прополки огорода, - щас в баньку, чайку и баеньки!
- О, нет! – простонал я, - опять баня! Никогда!
Дед только злорадно усмехается. А мы с Викой поражаемся, как это у него так получается, что он сделал больше нас в три раза и даже не охнул.
- А как же эти ваши качалки, да хвитнес-залы? Э-хе-хе. Ходют, панимашь, мышцами меряются, а как до дела дойдёт – куда чё девается?! Умирают на ходу!..
Но после бани и чая со смородиновым листом мы не забыли и про сказку. И конечно в тему…
Сказка тридцать четвёртая
Воздушный шар
Радость какая: в селе проездом из города бродячие аттракционы остановились! Яркие костюмы, колпачки с колокольчиками, клоуны на ходулях, акробаты всякие и самый важный аттракцион – воздушный шар!
Шар – самый что ни на есть настоящий, огромный, разноцветный, с большой плетёною корзиной.
Селянам боязно к шару подходить, робеют. А тут затейник приезжий кричит:
- А ну, народ, подходи, прокачу!
Самые смелые всё ж таки решились. Федот смотрит – в толпе желающих и кузнец, и мельник… Всего с дюжину человек. А самое главное – Ивашка среди желающих! Обида взяла Федота: Ивашка не боится, а чем он хуже?! Взял и тоже вышел вперёд.
А тут владелец шара озабоченно в небо посмотрел, палец послюнявил, вверх поднял зачем-то, а потом и говорит:
- Извиняйте, селяне, гроза надвигается! Но у нас время ещё есть, одному из вас повезёт. Так и быть, выберем из вас достойного и полетим!
Ну, все как давай наперебой проситься в шар. А затейник грозно посмотрел на желающих и давай вдоль да поперёк прохаживаться, думает, стало быть, выбирает достойного.
И вдруг…
- Вот ты! Да, ты! – говорит, и указывает прямиком на Федота!
Ууууух!!!
Федот уже и без шара на седьмом небе от таких слов! Надо же, вот оказывается, где вселенская справедливость притаилась! Вот оказывается, кто самый достойный-то! Поняли да?!
Счастье переполнило Федота. Последний раз он был так счастлив, когда его свиноматка двадцать поросят за один раз принесла. Вот так неожиданно раз и в дамки!
Гордо прошествовал Федот к шару, оглянулся на селян, подбородок поднял и полез в корзину.
Аттракционщик сам тоже ловко запрыгнул в корзину, горелку запалил, канат отвязал и сказал:
- С Богом!
И полетел шар в небо. А с такой же скоростью душа Федотки полетела в пятки. Со страху сердце скукожилось, всё тело одеревенело и зубы застучали.
Федот упал бы на дно корзины, да руки от её края разжать не может, закричал бы, да парализовал его страх. Так и стоял молча с глазами по пятаку и вниз смотрел на селян.
- Молодец, Федоткаааа! – кричал народ, - героооой!!!
Мало-помалу Федот успокоился, и шар тоже перестал вверх подниматься. Смотрит Федот на село с высоты и кажется ему, что он житель неба, создатель этого жалкого мирка внизу.
- Эй, вы там, - орёт Федот, - букашки да таракашки, полно вам суетиться, идите по норкам!
Ветер шевелит кудри Федоткины, обдувает лицо его широкое, за шиворот холодком пробирается. Даже солнце как-то теплее и ярче кажется, потому что ближе Федот к нему подлетел!
«Эээээх, - думает Федот, - вот она, настоящая жизнь, свободная, огромная, чистая!!!»
И такой мелочью ему показалась вся эта суета земная: и огород, и скотина домашняя, и поле с пшеницей. Что это всё – в сравнении с высотой?! Разве может сравниться?
«Я выше всего этого, не зря меня выбрали самым достойным для полёта! – выпятив губы, гордо размышлял Федот, - эх, Ивашка, что ты значишь в этом мире?! Так, пшик один! Я правильно жил, я правильно живу, коли мне такая честь выпала!»…
- Пора, – сказал владелец шара, – пора приземляться!
Он пригасил пламя в горелке, и шар начал терять скорость и медленно снижаться.
Федот уже смелее смотрел вниз и понимал, что его жизнь после полёта уже никогда не будет прежней! Счастье от полёта вселило в него гордость за себя, пренебрежение ко всем стоящим внизу и ощущение собственной исключительности.
И ничего, что он неуклюже вывалился из корзины и выглядел как взъерошенный дождём и ветром петух, ничего, что кто-то криво усмехался!
«Завидуете, холопы!» - с достоинством подумал Федот.
И всё-таки чего-то не хватало в этом процессе. Не хватало жирной точки, во всей этой истории, чтобы селяне перестали хихикать и стыдливо спрятали свои глаза. Федот подобострастно повернулся к аттракционщику и громко спросил:
- А почему ты выбрал именно меня, любезный?!
А аттракционщик, сматывая на руку канат и поглядывая в небо, ответил:
- Ну, дык это… нам по погоде весу надо было поболе, а ты тут самый толстый!
Вечер тридцать пятый
По грибы мы ходили сегодня в первый раз в жизни. Больше, конечно, готовились: экипировка, спрей от комаров, хавчик. А дед просто взял корзину, натянул сапоги и пошёл.
Романтично и прикольно было первые полчаса. Потом пришла усталость, раздражение от паутины, непролазных веток, насекомых и боли в спине.
- В чём прикол? – чуть не плачет Вика, - я что, в магазине что ли грибов не смогу купить?!
Я мужественно молчу.
Лес мы прошли туда и обратно, и он отблагодарил нас своими дарами.
Правда, потом, вечерком, перебрав грибочки, дед половину выбросил, но было не жалко: во-первых, пришёл опыт, а во-вторых, очередная сказка…
Сказка тридцать пятая
Грибы
Тридцать три года живёт Федот, а грибы так и не научился распознавать. Много грибов народилось этим летом в лесу. Все ровны как на подбор, с ними – дядька Мухомор. Вот видимо такой мухомор и запрыгнул Федоту в корзину нечаянно. Затаился там, ох, как хочется ему на сковородку.
И, конечно, попал он на сковородку, а потом и на стол.
И закрутило у Федота в животе, замутило, в глазах потемнело.
- Он с три шкуры сдерёт… А, ну ладно, - передумал Федот, - зови лекаря.
И побежала Матрёна к лекарю – Климу Порфирьевичу.
А того дома не оказалось. Он же один, а селян вон сколько, мало ли кому ещё занедужилось.
- Где лекарь? – спрашивает Матрёна жену лекаря.
- К Евдокее-солдатке пошёл, у неё ребятёнок поранился.
Побежала Матрёна до Евдокеи. Добежать не успела – по дороге догнала. Идёт лекарь со старшим сыном Евдокеи – малого ребятёнка смотреть.
Жинка Федота подскочила и давай лекаря тащить за рукав, пойдём мол, мой Федот грибами отравился, умирает!
- Я ещё ребёнка не осмотрел, - говорит ей лекарь.
- Что ему сделается! Даже если одним меньше станет, вон у Евдокеи их сколько! – вопит Матрёна, - а Федот у меня один! Кормилееец!
Лекарь на мальчишку старшого оглянулся, а тот и говорит:
- Раз такое дело – идите, Клим Порфирьевич, надо же Федота спасать, коли умирает. Как мы грех на душу возьмём! А у братца моего ранка пустяковая, подождём.
Лекарь на мальчонку посмотрел, подмигнул зачем-то и пошёл к Федоту.
А Федот уж лежит на полатях, весь белый как простоквашка, молитву читает, детям своим наказ даёт – как жить дальше.
- Добрый день, хозяин! – говорит лекарь.
- Мммм, - стонет Федот.
- Где болит? – спрашивает лекарь.
- Мммм, - отвечает Федот.
- Понятно, - говорит лекарь, - что кушал?
- Ммммм…
- Еще что?
- Ммммм…
- О, а это интересно! - оживился лекарь.
Открыл он саквояж свой волшебный, вытащил инструменты блестящие и давай Федота щупать, слушать, да молоточком по лбу стучать.
Федот только мычит.
- Так, - говорит лекарь, - неординарно…
- Что? – вопрошает Матрёна, - жить будет?!
- Очень интересный случай! – отвечает лекарь, - исключительно редкая форма заболевания… Такое бывает один раз на сто мульонов человек.
- Что это за такое заболевание? – перепугалась Матрёна.
- Мухоморус обожралус, – с умным видом отвечает лекарь. При этой патологии человека можно излечить только одним способом.
- Каким?! Мы всё сделаем!
- Боюсь, что вы неправильно поймёте меня, любезная, - говорит лекарь, - если это заболевание такое уникальное, то и лечение должно быть уникальным!
- Мы поймём! – категорично сказала Матрёна и пнула Федота под бок.
- Да! – оживился Федот.
Лекарь тяжело вздохнул, посмотрел ещё разок в зрачки Федота и сказал:
- Да, точно… Так я и думал... Абсолютно правильный метод лечения! В общем, так, больному надо завтра же пойти к какой-нибудь многодетной вдове и вспахать ей огород – два раза после еды! Затем, натощак, нужно перекрыть ей крышу! И для контрольной процедуры необходимо починить ей забор и калитку! Вот.
Матрёна испуганно посмотрела на мужа, потом на лекаря.
- Клим Порфирьевич, вы уверены?
- Более чем! – важно ответил лекарь.
- Эээ, мне уже немного легче… - подал голос Федот с полатей и попробовал приподняться.
- Лежать! – скомандовала жинка, и Федот рухнул обратно.
- Скажите, дохтур, а Евдокея-солдатка для лечения годится?
- Ммм, вы знаете, думаю, что да! Более чем! Вполне эффективный вариант!
- Хорошо, спасибо, мы сейчас же приступим к лечению! Сколько мы вам должны?
- Нет, голубушка, болезнь настолько уникальна для моей практики, что я не возьму с вас денег! Вы только не затягивайте с лечением!
- До свидания, Клим Порфирьевич!
- Всего хорошего, выздоравливайте!
- Мммммммм…
Вечер тридцать шестой
Вика – современная девушка. Соответственно без инстаграм она и не представляет свое существование. Но так как с интернетом в селе очень туговато, то она нашла хороший способ зафиксировать значимый кусок своей жизни для истории и подписчиков: она просто копит фотки, делая селфи при каждом удобном случае, а тексты к фоткам пишет в маленькую красивую тетрадочку. С целью потом перенести это в посты.
От нечего делать я, в её отсутствие, валяюсь на диване и прикалываюсь над её орфографией в этой секретной тетради. За сим занятием меня и застал дед.
- Нехорошо это.
- Что?
- Нехорошо, говорю, чужие записи без разрешения брать.
- Дед, она же не чужая, мне можно! – отмазываюсь я. Но ловлю на себе, полный укора, взгляд деда и закрываю Викину писанину.
- У каждого человека, Дениска, должно быть личное пространство, и могут быть личные тайны, вопчим, я думаю – сам понимаешь, не маленький.
- Да понял я…
- Вот и ладненько. Я в силу мужской солидарности ничего сестре не скажу, но и ты по её вещам не шастай. Щас Вика подойдёт, я вам сказку расскажу какую-нибудь на эту тему.
- Окей.
Сказка тридцать шестая
Тайна
Собрались как-то Иван да Федот в город, на базар. Дело привычное, сколько раз ужо ездили. С утра пораньше лошадей запрягли, и тронулись.
Глядь – а к ним Батюшка бежит. Спешит, бородой трясёт, а в руках что-то несёт.
- Здравствуйте, рабы божьи!
- Здорово, Батюшка!
- Увидал я в окошко, что вы в дорогу собираетесь, решил вот попросить об одолжении. А я уж помолюсь за вас.
- Нам не трудно, коли неподсудно! – шутит Иван.
- А что за одолжение? – интересуется Федот.
- Вот, - отвечает Батюшка, - посылочку моему свояку надо бы передать, он через два села живёт, не доезжая до города. Дом на пригорке с флюгером на крыше. Как проезжать будете, свистните три раза – он и выйдет.
- Хорошо, Батюшка, передадим, - говорит Иван.
- Свистнем, - соглашается Федот, - я свистеть громче всех на селе умею, от моего свиста покойнички переворачиваются!
- Ой, спасибочки, выручили! – радуется Батюшка, - вот она, эта посылочка, только это… Христом богом прошу – не открывайте!
- Хорошо! Слово даём, не будем открывать, зачем нам это, - молвит Федот.
Батюшка протягивает посылочку свою – ящичек увесистый, с плотной крышечкой, правда без замочка. Видно доверяет Батюшка мужикам.
Федот важно поклажу взял, на телегу аккуратно поставил и поехал вперёд. Иван – следом.
- Счастливо, мужички! – по-свойски помахал им Батюшка и перекрестил в спины. А потом ещё крикнул напоследок:
- Только не открывайтееее!..
Вот едут Иван да Федот версту, едут две, молчат. Только Иван песню мычит заунывную.
- Ивааан! – вдруг кричит Федот, - а как ты думаешь, что в ентом ящике?
- В каком, Федот?
- Ну, вот в ентом, что Батюшка дал.
- Да кто его знает. Раз передать просил, значит, передадим, а что в нём – не наше дело!
- Ну да, передадим. Нам не жалко.
И поехали дальше.
Едут опять версту, едут две, Федот снова кричит Ивану:
- Иваааан!
- Чего!
- А что, тебе вот даже не любопытно – что в нём?
- В чём?
- Ну ты дурень… В ящичке ентом!
- Ааа… не, не любопытно. Да даже если б и было любопытно – Батюшка же просил не открывать, не нашего ума дело, что в нём.
- Понятное дело, просил, значит нельзя, - ворчит Федот, - только мы ужо шесть вёрст отмахали от села нашего, по полю едем, не видать никого…
- И что?
- Вот ты дурень, Ивашка, честное слово!.. А то, что если мы одним глазком посмотрим что в ящичке – с нас не убудет!
- Не, Федот, нельзя, мы же обещали!
- Слово дали – слово назад забрали! Глупости всё это, Ивашка, мы же воровать ничего не собираемся, просто посмотрим и всё!
- Не, Федотка, нельзя! Человек нам доверяет, а мы… Нехорошо это.
- Даааа… - посмотрел печально Федот на Ивана, - с тобой каши не сваришь.
Иван ничего не ответил, коня подстегнул, обогнал телегу Федота и впереди поехал. Обиделся, наверное.
А Федот как сзади оказался, так ему в триста раз сильнее охота в ящичек заглянуть. Вот же Батюшка злыдень какой, если бы просто посылочку передал и всё – оно б и не важно, что там внутри! Так он же, гад такой, просил не подглядывать! Ну, как тут устоишь!..
И стал Федот приотставать от Ивашки. Ой, как соблазн велик полюбопытствовать. Одной рукой вожжи держит, второй – ящик нащупывает. Вот он, зараза, стоит в соломе, кровь Федоту пьёт. Федот крышечку гладит, и всё норовит пальчиком подцепить краешек. А сердечко-то стучит, боязно всё же, ну как Ивашка увидит, да Батюшке расскажет.
Не, вроде не видит. Едет себе дурень, да песни мычит.
Осмелел Федот, поднатужился и приоткрыл крышечку.
Ну, и не упало небо на землю, не сгорел Федот в гиене огненной, ничего такого особенного не случилось! Зря волновался Ивашка. Федот уже смелее крышку приподнял и голову в ящичек сунул…
Ну, тут и началось!
Налетели на Федота сразу десятка два-три пчёл, и давай его жалить! Федот голову-то вытащил, крышку обратно захлопнул, да поздно: всё лицо уже в пчёлах! Было лицо широким – стало в два раза шире! Глаза заплыли, нос распух, губы – как у лошади сделались.
Кричит Федот, орёт благим матом. Упал в солому и лежит на телеге как куль.
Иван сразу смекнул, в чём дело, головой покачал, языком поцокал и ничего не сказал.
А вот и село нужное показалось, вон и дом на пригорке, с флюгером.
- Федооот, - смеётся Иван, - пора! Давай, свисти, да погромче! Ты же знатный свистун в округе!
Федот губы свои развернул, да куда там!.. Такими губами только горн в кузне раздувать.
Вечер тридцать седьмой
Походу, когда я приеду домой и пойду в школу, меня засмеют одноклассники. Незаметно для себя во мне вдруг стал проявляться мой дед. То есть, я стал говорить как он, а может, даже и мыслить. Понятное дело – дед у нас в авторитете, но вот эти деревенские словечки, типа «друг сердешный», «касатик», «мил человек» – они хоть и приятные на слух, но пацаны меня не поймут стопудово…
- Дед, а что такое «милосердие»? Милосердный – это какой?
- А сам ты как думаешь?
- Ну, типа «милое сердце»?
- Хе! Ну, пущай будет типа! Щас припомню какую-нибудь сказку…
Сказка тридцать седьмая
Воришка
Базар – дело хлопотное, тут тебе и продать успей выгодно, и купить умудрись недорого, да ещё и в оба гляди – как бы воришки не пошалили.
Как Федот в оба ни глядел – пошалили: стащили лопатник с деньгами, как будто и не было!
Лопатничек-то красненький, видный, подарочек жинки. «Красненький, - говорит, - денежку привлекает!» Оказалось, что и воришек тоже привлекает цвет красненький. Как теперь в глаза жене смотреть!..
Сегодня приехали Федот с Иваном с утра пораньше на базар, курочками-уточками поторговать, всячины всякой прикупить, Иван в одну сторону, Федот в другую. Вот если б Ивашка рядом был – глядишь усмотрел бы вора, помог бы Федоту… А сейчас вот только и остаётся что сесть на телегу посреди базара и горевать.
- Эх, чтоб тебя!.. - злится Федот, - чтоб гореть тебе, чтоб не знать тебе ни сна, ни покоя!..
И ещё много разного пожелал Федот воришке и немного успокоился, полегчало видно. Хотя денег жалко, ой жалкооо!
А Иван на другом конце базара последнюю курочку-молодушку продал, денюжку пересчитал, да и присел отдохнуть. Сидит на солнышке щурится, жарко, аж в сон клонить стало. Да ещё гомон базарный усыпляет.
Вдруг сквозь дрёму чует Иван: шебуршится кто-то. Да не где-нибудь, а в его кармане. А Ивашке спросонья почудилось, что мышь туда забралась. Ну он своей лапищей со всей силы «мышку»-то и хватанул. Заверещал кто-то у Ивана под ухом. Да так, что полбазара обернулось!
- Ой, дяденька, ой, миленький, отпусти, больно!..
Иван глаза открыл – мальчонка, лет семи-восьми. Сам щуплый – аж рёбра торчат, лицо чумазое, ноги босые в цыпках. Стоит от боли пританцовывает, видно перестарался Иван, ручонку его маленькую помял в кармане своём.
- Ты что же это бесёнок творишь?! Как же тебе не стыдно по чужим карманам шариться, а?!
- Я больше не будууууу! – заголосил мальчонка, - честное-пречестноеееее!..
Тут и зеваки подошли, обступили их. Начали любопытствовать, да распрашивать. А как поняли, что воришка с поличным попался, так давай ругаться да советы всякие давать, будто каждый лично пострадал от него.
- Давай его в участок! – кричат одни.
- Привязать его к столбу да выпороть плетьми! – орут другие.
- Палками его! – злобствуют третьи.
Иван сидит, на народ смотрит, а мальчонку не отпускает. Не ровен час, порвут ребятёнка! Вон как раздухарились все!
- Погодите вы, братцы, палками-то, - говорит Иван, - в участок-то проще всего. Разобраться же надо.
- Чего с ним нянькаться! Не видишь – ворюга он!
- Да вы посмотрите на него, - возражает Иван, - кожа да кости, он может, неделю не ел! Не отдам я мальчонку на расправу! Не отдам.
Народ пошумел, побарагозил, да разошёлся по своим делам.
А Иван воришку на своё колено посадил и давай расспрашивать: мол, как ты, пострелёнок, дошёл до греха такого?!
- Кушать очень хоца, дяденька, – говорит ребятёнок, - с утра маковой росинки во рту не было!
- А что ж не наворовал за столько времени ещё на пирожок себе что ли?
Малец глаза опустил и носом сопит.
- Так мы это…
- Ну?
- Отдаём всё хозяину нашему. Всё что натаскаем-наворуем, всё ему приносим, а он нам баланду варит и бублик с чаем, да и то – когда в настроении. А денег энтих мы и не видим. Всё у него. Вот так-то.
Ничего Иван не ответил. Только руку разжал.
А мальчонка не убегает почему-то.
- А где ж твои родные, где мамка с отцом? – спрашивает Иван.
Малец голову опустил, глаза вытер грязными ладошками и отвечает.
- Умерли. Нету никого. Один я.
Иван посмотрел на мальчишку, потом на небо светлое, вздохнул и говорит:
- Вот что, поедем-ка со мной, будешь у меня жить!
- Как это?
- А вот так. Тебя как звать?
- Ивашка!
- Да ладно! – смеётся Иван, - ну, получается, знак это! Поедем Ивашка к нам в село, будешь в моей семье как родной. Хочешь?
- Ну, не знаю, - топчется на месте Ивашка, - а кормить будешь?
- А то как же, мужик кушать должен хорошо!
- И бубликом?
- И бубликом, Ивашка, и блинами с мёдом, во как! Залезай на телегу, я тебе по дороге про свою семью рассказывать буду. Щас только мы дружка моего Федота отыщем и поедем. А меня Иваном зовут, если что!
- Спасибочки, дядя Иван! Век не забуду доброту твою! Только можно я рогожкой укроюсь, а не то меня наш главарь увидит – убьёт!
- Не, не убьёт! – усмехается Иван, сейчас уж точно не убьёт!
- И вот ещё что, - шепчет мальчишка Ивашка, - я тут недавно кошель знатный стащил, у толстяка одного… Можно я его тебе отдам? – и выуживает из-за пазухи лопатничек красненький.
- Эхе-хе, - вздыхает Иван, - пойдём, Ивашка, толстяка энтого искать, жалко его, жинка ведь убьёт, не ровён час!
Вечер тридцать седьмой
Соседка зашла к деду за чем-то, я даже назначение этого «чего-то» не понял. Но понял, что в мегаполисе такой тип отношений исключён. То есть, никому у нас в городе и в голову не придёт стучаться к соседям, чтобы попросить флэшку или миксер. Металлическая дверь квартиры – граница суверенного государства.
А в деревне – даже замков на двери не вешают. И в любое время суток могут позаимствовать соль, спички, доброе слово и участие.
Сказка тридцать седьмая
Оладушки
Хорошая жена у Ивана, грех обижаться. И хозяйственная, и добрая, и трудолюбивая. А уж красавица какая: лицом улыбчива, ямочки на румяных щёчках, коса до пояса. Как не любить такую?! Иван и любит, чего уж там. И она его обожает.
Как рассвет на дворе, так будят они друг друга:
- Утро доброе, Иванушка!
- Доброго утречка, Татьянушка!
Вместе встают, хозяйством занимаются, потом деток кормят. Всё чинно да ладно.
Всё бы хорошо, да вот незадача: корова телиться собралась, молока пока не даёт. А у Ивана с Татьянушкой детки мал-мала-меньше, как им без молока-то?!
- Не горюй, что-нибудь придумаем, - успокаивает Иван жену.
- Думай-не думай, надо позаимствовать молочка-то у соседей, - мудро отвечает Татьяна.
- А вот же Федот идёт, он же мне друг, как-никак, да и запасливый Федот, у него две кровы – молоко всегда в наличии.
- Здорово, Ивашка! Пойдём поле пахать!
- Здорово, Федотка! Пойдём! Только сначала спросить хотел у тебя кое-что.
- Валяй, спрашивай!
- Молоком не богат? Хотим позаимствовать молочка у тебя, деткам кашку сварить надо!
- Да как же, Ивашка, я тебе откажу? Моя Матрёнушка завсегда молочком поделится, что мы, не понимаем, что ли? У самих – двое.
- Вот спасибо, Федот! – говорит Иван, - как молоко будет – отдадим должок, обязательно отдадим!
- Оно конечно! Долг платежом красен! – отвечает Федот, - бери-ка, Татьянка, кринку, да иди к моей Матрёнушке, скажи, что я, мол, разрешил, пусть нацедит молочка, а мы с Иваном в поле пойдём.
Взяла Татьяна криночку глиняную и пошла во двор к Федоту.
- Здравствуй, Матрёна!
- Здравствуй, Татьяна!
- Молочка ли не одолжишь? Кашку сварить деткам. Федот передал, что, мол, разрешает!
Поворчала немного Матрёна, нацедила Татьяне молочка в кринку и проводила со двора.
Татьянушка домой пришла, молоко – в печь, кашу варить собралась – деток накормить. Да не тут-то было, не получается кашка-то, скисло молоко!
Погоревала Татьяна, повздыхала. Да не долго. Она ж на все руки мастерица: замесила на прокисшем молоке оладушки. Оладьи пышные получились, да румяные. Много их, целое блюдо с горочкой, да ещё корзиночка – Ивану в поле отнести надо.
Тут и детки проснулись, кушать просят. Оладушки за обе щёки уплетают, только за ушами трещит.
- Ой, вкусные оладьи получились, - улыбается Татьяна, - надо бы Матрёну угостить!
Подозвала она старшого мальчонку, дала ему узелочек и напутствует: иди, мол, к тетке Матрёне, гостинец ей передай.
Пошёл малец, всё как надо сделал, отдал посылочку, сказал, что мамка передать велела и убежал.
А Матрёна вслед ему посмотрела и узелочек развязывает.
- Вот-те раз, оладьи! Энто чего это она хочет сказать?! Что я сама оладьев выпекать не умею?! А может, это она за молоко оладьями долг отдавать собралась?! Вот хитрюга!.. Говорит – детей кормить нечем, а у самой и кашка, и оладушки! Вот с жиру люди бесятся! Надо будет с неё вдвое больше молока взять, чтоб знала! Последнее людям отдаёшь – а они тебя кислыми оладьями благодарят!..
Рассуждает так Матрёна, а сама оладушки-то трескает, уплетает. Так незаметно весь узелочек и опустошила.
Так сытно Матрёне было, что долго на еду не могла смотреть.
Да только почему-то не пошла еда проком. Заурчало в животе у Матрёны, закрутило-замутило, белый свет не мил стал!
- Ах, ты, злыдьня! Заговорила оладьи свои, да мне скормить решила! Отравить хочешь! – запричитала-застонала Матрёна, - и это в благодарность за службу мою! Я ей молочка свеженького, парного, а она мне прошлогодних оладьев! Это чтоб окочурилась я! Чтоб долг не отдавать?!..
Так плохо стало Матрёне, что еле откачали потом с лекарем. Лечили три дня и три ночи, да молоком отпаивали.
С тех пор Матрёна с Татьяной как-то не очень дружат, вернее – совсем не дружат. Женщины, что с них взять.
Вечер тридцать восьмой
- Ой, робяты, сказку смешную вспомнил! – говорит дед, - садитесь слушать, а не то забуду. Хотя оно мож даже и не сказка, а быль, поскольку было это у нас в селе давным-давно. Может и навру где, но сказка ложь, да в ней намёк!..
Сказка тридцать восьмая
Подкидыш
Охотники из Ивана и Федота – никакие, честно говоря. Если в лес с ружьишком идут, так редко с добычей возвращаются. Так бывает, если, к примеру, либо слишком добр к зверью лесному, либо трусоват.
Только в этот раз они вернулись не с пустыми руками: каждый по добыче принёс, но не совсем той, за которой в лес ходят.
А началось всё с того, что обиделся Федот на Ивана. Как в лес вошли, так Федот говорит:
- Ты, Ивашка, всех зверей своими песнями распугиваешь! Из-за тебя я с пустыми руками с охоты прихожу, и надо мной уже мужики смеются! Давай ты сегодня пойдёшь в одну сторону, я – в другую, а к вечеру встретимся на опушке.
- Быть по-твоему! – смеётся Иван, - иди куда хошь! Только если плутать начнёшь – пали в воздух.
На том и порешили.
Долго ли, коротко ли бродил Иван по лесу, пришла пора возвращаться и тут вдруг услышал он попискиванье-поскуливанье какое-то. Присмотрелся – а в траве щенок махонький сидит. В траве запутался, выбраться не может. Осмотрелся Иван по сторонам: не видать ли мамки щенка этого, поскольку щенок-то – волчий. Даже ружьё с плеча на всякий случай снял… Выждал немного: вдруг волчица вернётся за детёнышем? Нет, не вернулась, видно много щенков было, а считать не умеет мать-волчица.
И решил Иван забрать волчонка, домой к себе принести. Двор большой, косточек хватает, пусть живёт вместе с собаками, какая разница.
Посадил щеночка за пазуху и пошёл прочь из леса.
Вот и опушка, на которой с Федотом договорились встретиться.
Глядь, и сам Федот спешит, через бурелом скачет как сохатый. Не от волчицы ли драпает?!
- Ивашка! – кричит издали Федот, - смотри, чего я нашёл!
И вытаскивает из-за пазухи зайчонка малого. За уши держит, а тот дрожит бедный, трясётся, знамо дело – зайчишка же.
- Зачем он тебе, отпустил бы, вдруг от семьи отбился?
- Не, я посидел, подождал, нету никого, один он. Вот, думаю, какое из него жаркое?! Мал ещё. Возьму ребятишкам на забаву, пусть во дворе живёт, пока лето. А там посмотрим.
Так и стали звери лесные жить в селе. У Ивана – волчонок, а у Федота – зайчонок.
Понятное дело, как волчонок подрастать стал, Иван его на цепь посадил, хищник же, мало ли. Но дети Ивашкины всё равно к нему льнут, играют, души в нём не чают. И волчонок почему-то добрее любой собаки вырастает. Умненький, игривый и от детей без ума. Ну и Ивана с Татьяной тоже любит, как завидит их – хвост от радости чуть не отлетает!
Растёт волчонок не по дням, а по часам, превращаясь в обычного серого зверя. И селяне, как мимо двора Иванова идут, вздрагивают всё время: волк же, а ну как с цепи сорвётся, да полсела погрызёт!
Добоялись на свою голову: один мужичок ночью по селу шёл и его покусал кто-то. И хоть в темноте – не видать ничего, всё равно решили – волк это с Иванова двора, больше некому! Само собой, пожаловались лесничему, поди, мол, разберись – Иван волка настоящего держит, народ страдает!
Лесничий выслушал селян и решил разобраться.
Перво-наперво к пострадавшему мужичку пошёл, надо ж расспросить – что к чему. Тот укусы показал на руках да на ногах, и на словах сказал, что зверюга шибко злой был, ну прямо монстр какой-то, волк не иначе!
А лесничий укусы посмотрел, раны пощупал и говорит:
- Не, не волк это, не волк! У волка зубы-то куда крупнее, да и пасть пошире будет. Вот так.
- Как это не волк?! – возмущается мужичок, - кто ж ещё-то? Больше некому!
Ничего не ответил лесничий. Пошёл по селу, и заодно к тому месту, где мужика покусали.
А как до дома Федота дошёл, да за забор заглянул, так понял всё. У Федота во дворе заяц сидит на цепи. Глаза злющие, лапы загребущие, сидит, рычит и кость грызёт. У лесничего аж фуражка вспотела от удивления. Эвона! Где ж это видано, чтоб заяц таким злющим был?! Он хоть и лесная животина, а по натуре-то трусоват и не свиреп совсем.
- Вот-те раз! – говорит лесничий, - теперь понятно, кто на прохожих бросается. Пусть хоть он заяц, хоть белка, не это главное. Главное-то – у кого он в доме живёт да как его воспитывать. Ежели к кому с добром да лаской – он добрым и ласковым будет. А коли наоборот, тут тебе и заяц хищником станет.
Вот так-то вот.
Вечер тридцать девятый
Мне однажды стало стыдно за свои мысли. Честно. Я и не думал, что так может быть…
Смотрел я как-то давно на деда, как он во дворе копошится по хозяйству и подумал что-то типа: «Блин, классно, что мне всего пятнадцать, вся жизнь впереди и всё такое, и печально, что дед на финишной прямой, и это, наверное, страшно, когда знаешь, что осталось мало».
А сейчас я так не думаю. Во-первых, в каждом возрасте свои прелести и свои плюсы, во-вторых, смотрю я на деда: нет, не страшно ему умирать, ну ни капельки. Взгляд у него какой-то светлый, мудрый и даже хитрый. Как-будто какой-то секрет узнал и теперь ему ваще всё пофик.
Сказка тридцать девятая
Когда я стану стариком
- Эх, Ивашка, - вздыхает Федот, - глупый ты, зачем вот косой машешь до семи потов?! Так и силы кончатся, немощным станешь, состаришься быстро и умрёшь.
А Иван не обращает внимания на слова Федота, косит себе и косит.
Обрадовался Федот, что Иван его слушает да не перечит и ну дальше умничать.
- Силы, Ивашка надо распределять равномерно, чтоб на сто лет хватило. Ты что, разве не хочешь прожить сто лет?
- Не-а, - улыбается Иван, не прекращая работы, - не хочу сто, хочу сто двадцать!
- Не, столько не живут.
- А я проживу!
- Вот дурень! Ладно, живи, а я посмотрю.
Федот откладывает свою косу, усаживается на копёнку сена и продолжает:
- Хорошо быть стариком, работать не надо, гуляй себе, да щи хлебай. А то взял и поехал на ярмарку, али на кулачные бои поглазеть. А если что – можно и самому поучаствовать в энтих боях! А что, силы-то остались! А у тебя, Ивашка, не останется сил, потому что косой машешь как мельница! Я, Ивашка, когда стариком стану – буду шибко уважаемым, я так решил. Поскольку мудрым буду. Все ко мне за советом будут идти: мол, помоги, Федот Пантелеич, вразуми, сделай милость!.. И – кто огурчиков солёненьких, кто буженинки – за совет мой мудрый... Ой, что-то в животе заурчало, обедать пора.
Федот разворачивает узелок с обедом и начинает трапезничать. Иван тоже откладывает в сторону косу и садится рядом.
- Правильно, Ивашка, молодец! Отдохни, всю работу не переделаешь, - продолжает Федот, набивая рот пирогом с капустой, - а ты почему не кушаешь? Не положила жинка обед что ли? Забыла? Вот беда… Ага, я и говорю – старость надо уважать, поскольку старики, Ивашка, самые мудрые люди.
Иван достаёт из-за пазухи узелочек с медовой лепёшкой и откусывает кусочек.
- Ух-ты, медовая лепёшка! – удивляется Федот, - как пахнет-то вкусно, я сразу понял, что медовая… дай-ка кусочек попробовать…
Между тем, нежданно-негаданно, на сенокосе появляется дед Кузьма с козой.
- Здорово, хлопчики! – кричит дед.
- Здорово, дядька Кузьма!
- Здорово, дед!
- Отдыхаете? Ну-ну.
- Вот, к примеру, дед Кузьма, - говорит Федот вполголоса, обернувшись к Ивану, - идёт – еле ноги волочит, в чём только душа теплится, того и гляди развалится, а всё почему?
- Почему?
- Потому что махал косой больше положенного, не берёг себя, а сейчас ни сил, ни мозгов. Ходит-бродит, свет коптит, э-хе-хе.
- Вы б, робятки, по верхам сначала бы скосили, потому что, пока вы в низине косите, по верхам трава жухнет, её потом косой не возьмёшь, дождей-то не предвидится ишшо, - посмотрев на небо, говорит вдруг дед Кузьма.
- Ой, вот тебя старого забыли спросить! – усмехается Федот, - иди куда шёл, дед, паси свою козу, пока дождей нет.
- Да погоди ты, - говорит Иван, - дядька Кузьма дело говорит.
- Вот ты, дурень, Ивашка, деду Кузьме сто лет в обед, что он может путного сказать?! Он же из ума выжил!
А дед Кузьма стоит, о чём-то задумавшись, потом привязывает козу к одинокому дереву и говорит:
- Что-то я, робяты, давно косу в руках не держал, можно мне, пока вы отдыхаете, покосить малость?
- А ну как поломаешь, али помрёшь тут, что нам с тобой делать потом?! – ухмыляется Федот, вскакивая и хватая свою косу.
- Бери мою косу, дядька Кузьма, покоси! – говорит Иван.
Дед Кузьма по-деловому закатывает рукава старой заштопанной рубахи, плюёт на ладони и начинает косить. При этом он неожиданно выпрямляется, молодеет и становится совсем не похожим на старика.
Федот злится и тоже начинает махать косой, стараясь догнать и перегнать деда Кузьму.
Только куда там!
Через пару минут Федот отстаёт от деда уже на пять саженей, а ещё через пару – на десять. Он пыхтит, трёт пот со лба и начинает злиться. Но со зла его коса только втыкается остриём в кочки, и Федот уже окончательно и безнадёжно отстаёт.
А Иван рад чему-то, стоит дурень и ржёт как конь, аж за живот держится.
- Это ты, Ивашка, просто косу свою сегодня наточил острее острого, да и не особо я хотел соревноваться, - оправдывается Федот, - да и это… я фору дал, старость-то уважать надо!..
Вечер сороковой
Вика ещё с обеда заказала деду ужастик на вечер. Любит она это дело. То, что может пощекотать нервы, добавить адреналинчику в молодую кровь.
- Про зомби знаешь сказки, дед? – спрашивает она.
- Чавой-та? – весело откликается дед.
- Ну, про покойников всяких…
Дед мрачнеет.
- Покойников, говоришь. К покойникам, Викуля, на Руси уважительное отношение. Они всё равно оставались, даже после своей смерти членами Рода, с ними советовались, их считали мудрецами. Называли почивших – «щурами». Ну, а насчёт сказки…
Сказка сороковая
Привидение
Поговаривают, что в заброшенной избе на краю села привидение живёт. Кто-то верит, кто-то не особо, но все предпочитают обходить эту избу стороной, мало ли.
А Федот с Иваном мимо как раз проходили однажды, и зашёл у них разговор:
- А что, Ивашка, заглянул бы ты в ту избу? – спрашивает Федот, с опаской поглядывая на тёмные глазницы окошек.
- Боязно, - честно отвечает Иван.
- Говорят – там люди пропадают, - наводит страху Федот, - кто заходит, тот обратно не выходит! Во как.
- А куда ж они все деваются? - удивляется Иван.
- Ну, так это, знамо дело, привидение сжирает.
- Не, привидение сожрать не может, оно ж существо бестелесное.
- Ох, смотрю я, Ивашка, много ты умных слов знаешь, вот что значит со мной дружить! Как бы то ни было, туда лучше не соваться, коли жизнь дорога.
Иван вдруг встал как столб, стоит и смотрит на заброшенную избу.
- Ты чего? – спрашивает Федот, - ай увидал что?
- А я вот, Федот, сейчас подумал: лучше сделать и пожалеть, чем не делать и сожалеть!
- Ты к чему это?! – вытаращил глаза Федот, - даже не вздумай, Ивашка! Не пущу!
- Не, я всё ж таки пойду, загляну, хоть одним глазком посмотрю на привидение это, если оно там есть. А коли нету, так и бояться нечему.
Федоту сразу как-то жутко стало, как будто это он собрался в избу с привидением заходить. Похоже, Иван не хорохорится, он и вправду идти собирается.
- Ивашка, может не надо?! – шепчет Федот.
А Иван-то знамо дело упёртый, если что решил – от своего не отступится.
Он просто Федота с дороги отодвинул и зашёл в избу.
Пусто. И нету ни мышки, ни таракашки, ни привидения.
«Вот нагнали напраслины!» - с облегчением подумал Иван, прошёл всю избу и вышел через заднюю дверь, ветхую и скрипучую.
А как вышел – не узнал села своего. Вроде оно, а вроде и не оно. Да и Федот куда-то исчез. Испужался, видимо.
Глядь, мальчонка бежит какой-то незнакомый, лет семи. Иван его остановил и спрашивает:
- Ты чьих будешь, пострелёнок?
- Я Кузьма, Прокопа сын.
- Что-то не помню, чтоб в селе такие были, - хмурится Иван. Оглянулся он на заброшенную избу с привидениями, а избы-то нет! Стоит вместо неё дом тесовый, почти новый, окошки блестят, петухи кричат, во дворе бельё сушится. У Ивана аж в голове помутилось, думает: «Что за чертовщина такая, али я на солнце перегрелся?!»
И пошёл он по селу, своему, да и как бы не очень своему.
Кругом работа кипит, кто в поле, кто в огородах, кто за животиной домашней ухаживает. С Иваном все встречные здороваются, кланяются, улыбкой доброй привечают. Чудно как-то. Ну а Иван тоже им в ответ – кому поклон, кому рукопожатие мужское.
Вот на завалинке сидит дед-сто лет в обед. На солнышке греется, хоть и в валенки обут.
- Здравствуйте, дедушка! – приветствует его Иван.
- Здравствуй, добрый молодец! – отвечает дед.
- Заплутал я малость, не подскажите – что за село ваше, как зовётся? - спрашивает Иван.
- Заплутал – это плохо, да не такая беда большая, люди в беде не оставят, - говорит старик, - а село наше Боголюбово зовётся.
Подивился Иван, Боголюбово – это же его село. Да с виду вроде и оно, но какое-то не такое. Почесал он макушку, присел рядом со стариком и решил поговорить о том, о сём, а там, глядишь, и выяснится всё.
Да, Иван-то хоть и дурак, но мало-помалу докумекал: попал он не куда-нибудь, а в прошлое. Страшно, конечно, жутко до ужаса, но что есть, то есть. Видно, избушка та заброшенная действительно непростою оказалась. Как оно так получилось – непонятно, но ещё непонятнее – как обратно ему попасть…
- Как вы тут живёте, дедушка? – интересуется Иван.
- Хорошо живём, грех жаловаться, - отвечает старик.
- Не бедствуете?
- Не, всё ладно, все мирно.
- Дедушка, скажи, я вот давно задаюсь вопросом: а что главное в жизни?
Старик на Ивана посмотрел, лысину почесал и говорит:
- Ответы на все вопросы в нас самих. Думается мне, мил человек, что главное в жизни – быть в ладу с собой, жить по правде, не лукавствуя, думать радостно, любить и почитать Создателя своего, общаться с ним чаще. И счастье находить в любое время во всём, потому как всё на земле во благо, а что не во благо, то наказание за прегрешения наши. А коли тяжко – всё равно благодарным быть, ибо это испытание, и опыт, который ценность имеет немалую. Во как.
Поморщил Иван свой лоб, посидел ещё малость со стариком и спокойно пошёл обратно. К той избе, через которую здесь и появился. Вошёл через новое заднее крыльцо, а как вошёл, видит – пуста изба, заброшена, паутиной заросла.
Вышел Иван наружу – а на дороге Федот испуганный стоит.
- Ивашка! Дурень ты несусветный! Ты где был?! Твоя Татьяна три дня убивается, места себе не находит! А я вот постоянно хожу к этой избе, думаю – можеть выйдешь… Дождался, наконец! А я никому не сказал, что ты туда зашёл, надеялся до последнего!..
- Да погоди ты, не тараторь! Как три дня?! Я ж часа три там был, не больше!
- Трое суток тебя не было, Ивашка! А что там видел? Расскажи!
- Мне домой надо, жёнушку успокоить.
- Хорошо, беги, потом расскажешь.
- Не, Федот, - улыбается Иван, - я тебе об этом уже триста раз рассказывал!..
Вечер сорок первый
Кукушка сегодня была где-то совсем рядом, но мы так и не разглядели её в густых зарослях. Зато мы пообщались с ней на предмет продолжительности жизни.
- Ты веришь в это? - задумчиво спросила Вика.
- Всё не просто так, - ответил я, - кто-то же решил, что она считает оставшиеся годы, а вообще надо у деда спросить, он всё знает.
- Спорим, у него и сказка найдётся на эту тему?!
- Да кто бы сомневался!..
Сказка сорок первая
Кукушка
Где-то рядом с полем вовсю раскуковалась кукушка.
Иван с Федотом время от времени придерживают свои косы, вытирают пот со лба и кричат в пустоту:
- Кукушка, кукушка…
… сколько мне жить осталось? – спрашивает Федот.
… сколько я ещё жить буду? – интересуется Иван.
И кукушка, как бы немного поразмыслив, начинает свой отсчёт.
Федоту немного жутковато. Он верит птице. Каждое «куку» для него как подарок неба. И глаза его разгораются ярче и ярче, если кукушка, не зная устали, считает и считает.
Иван тоже прислушивается, но для него это игра. Сегодня она посчитает до пяти, а завтра, глядишь, до сотни доберётся. На всё воля Создателя!
- Ивашка, - говорит Федот, - почему решили, что кукушка жизнь нам отсчитывает?! Кто это придумал?
- Кукушка и придумала! – шутит Иван.
- А почему других птиц да животных не слушают, как думаешь?
- Не знаю, Федотка. Но мне твоя мысль люба. Давай придумаем других птиц и животных. Чтоб каждый чего-нибудь предсказывал.
- Точно! Ну, мы молодцы с тобой! Всё, решено, щас поле докосим и пойдём по селу животин слушать.
Докосили и пошли. К селу подходят – где-то коровы с пастбища бредут, мычат, видно устали, молоком переполнены.
- Коровы, коровы, сколько у меня внуков будет?! – кричит Иван.
Коровы на него посмотрели, переглянулись и замычали.
А тут петух закричал. Знамо дело – ему сейчас и другие петухи ответят.
- Петухи, петухи, сколько мешков пшеницы я соберу к осени?!
Петухи надрываются, Федот радуется.
Гуси с речки вразвалочку ковыляют. Гусак-вожак Федота с Иваном заприметил, голову поднял грозно. Иван не растерялся, кричит:
- Гусак, гусачок, серый бочок, сколько дождей ещё до зимы пройдёт?!
Гусак подумал, на небо посмотрел и давай рассказывать!
За коровами овцы бредут. Впереди баран, важный, как губернатор. Идёт, бекает о чём-то.
- Баран, баран, сколько банок грибов моя Матрёна закатает?!..
В село вошли, собаки лают. А громче всех – кобель бабы Фроси.
- Трезорка, Трезорка, сколько в нашем селе моих родичей?! – спрашивает Иван.
Трезор – кобель старый, он всех в селе за свою жизнь покусать успел, всех знает – рассказал, как мог.
Ой, что ни говори, а хорошую игру придумали Иван с Федотом.
А вот индюк на дорогу вышел. Федот его первым увидал и как заорёт:
- Индюк, индюк, на сколько фунтов я поправлюсь в будущую зиму?!
Не успел индюк ответить, как селезень любопытный из-за сарая выглянул. Федот и к нему:
- Селезень, селезень, сколько репы я соберу?!..
Кот на заборе…
- Котик-коток, сколько у меня бочек соленых огурцов получится?!
Ворона пролетела…
- Ворона, ворона!..
Иван уже молчит, только улыбается и смотрит, как Федот своё будущее планирует.
А Федот так увлёкся, что побежал по селу и всю живность, что по пути встречается, опрашивает. Дошёл до того, что муху навозную стал спрашивать – сколько мёда у него в улье будет?..
Иван домой пришёл, жену и деток поцеловал, трапезничать сел.
А Федот в свой дом заскакивает, глаза блестят, головой по сторонам крутит-вертит. Матрёну увидал и кричит что есть мочи:
- Матрёна, Матрёна, сколько я блинов на ужин съем?
А Матрёна – руки в боки и отвечает:
- А на ужин блинов сегодня совсем не будет! Сегодня оладьи с простоквашей!..
Вот так-то вот. Кукушку слушать – блинов не кушать! Жить-то надо своим умом.
Вечер сорок второй
Наш дед никогда не унывает. Ну, или почти никогда. Я это успел заметить почти сразу. Причём, к стыду своему, я, стараясь уличить его в притворстве, исподтишка следил за ним: каким он бывает, когда один, без нас? Да всё такой же – улыбается чему-то, мычит что-то под нос. Как будто секрет какой знает…
- Дед, а от чего настроение на душе зависит?
- Хм. А чего ему зависеть от чего-то? Душа – она, Дениска независимая!..
Сказка сорок вторая
Песня
- Здорово, Ивашка!
- Здорово, Федотка!
- Скажи мне, Ивашка, а что за песню ты поёшь?
- Когда?
- Да всегда! Постоянно! Как ни подойду - всё время мычишь чего-то.
- Хм, а я и не замечал за собой такое…
- Вот ты дурень, Ивашка! Поёшь и сам не знаешь, что поёшь! Может, ты ужо головой того… Ударился где?
- Не, нигде не ударялся.
- А на солнце не перегрелся?
- Не, не перегревался я, у меня ж картуз!
- Может настоечки принял на грудь, Ивашка?
- Да как можно, днём-то, Федот, да в такую жару! Как стёклышко я!
- А чего ж тогда?
- Чего?
- Зачем тогда поёшь, ежели причины нету?
- Так это ж песня, Федот, она ж не спрашивает – когда можно, а когда нельзя. Она ж вольная, как птица, когда захотела, тогда и полетела.
- Не, ну это я понимаю, Ивашка, я ж сам песняка люблю погорлопанить. Но только громко и не в одного. А у тебя ж вечно всё не как у людей! Вот, вижу – сидишь один и мычишь чего-то. А признаться боишься!
- Ну, дык чего ж бояться? Признаю – пою я! Токма не помню, чего пою. Вот такие дела.
- Ладно, Ивашка, ты мне как другу расскажи – о чём твоя песня? Я ж никому не скажу. Вот щас, к примеру, о чём мычал?
- Хм… Не возьму в толк я, Федот: как я могу рассказать тебе, ежели песня без слов была! Она ж просто изнутри была, это не я пел, это душа пела!
- Рассказывай байки! Как это – душа? Голос-то твой, глотка твоя! Неча валить на кого попало, Иван! Я так понимаю: человек – он существо вумное, захотел – поёт, а захотел – не поёт.
- Хорошо, Федот, пусть будет твоя правда. Токма скажи – ты-то когда поёшь? Когда, к примеру, у тебя градом пшеницу побило – ты поёшь? Али у коровы молоко пропало – тебе петь хочется? Ну, или ребятёнок твой захворал – станешь песняка горлопанить?
- Дурень ты, Ивашка, кто ж будет петь, когда такое?!..
- Какое – такое?!
- Неприятности всякие и лихо, Ивашка, чего непонятного?!
- Стало быть, на душе тяжело?
- Знамо дело, тяжело!
- А ежели наоборот – всё хорошо?!
- Ну, хорошо и хорошо! Радуйся и помалкивай в тряпочку, завистников-то вона сколько! Сглазят, не ровён час.
- А душа, Федот, не хочет молчать в тряпочку, ей порадоваться надо, поскольку хорошему завсегда радоваться надо! Чего его прятать?! И радостью энтой делиться надо! Чтоб, значит, другим радостнее стало.
- Не, не согласен я, Ивашечка! Не хочу делиться. Злого глаза много, да завистников всяких.
- Откуда ж ты знаешь, что много? Считал, что ли? Может, это ты придумал всё, Федот? Может быть, их и вапче нету?!
- Как это нету, Ивашка?! Есть! По себе знаю, что есть! У меня вон в прошлом году огород с репой усох, а у соседа репа – вся как на подбор! Так меня злость взяла, Ивашка, ну, думаю, за что ж такая несправедливость?! Как же это ж так?! Да и сосед ишшо ходит и через забор мне ухмыляется, рожи корчит, гад! Я и думаю про себя – да чтоб тебе пусто было! И что ты думаешь! В этом году моя репа – всем на загляденье, а а у него – не репа, а смех один, мыши с голоду передохли! Стало быть, сглазил я его!
- Эх, Федот-Федот… Думается мне, что сосед твой не рожи корчил, а радовался урожаю своему, да с тобой радостью своей делился! Надо было порадоваться с ним, а не злиться. Глядишь, у тебя бы репа взошла бы ишшо, успела бы! Урожай – он хозяина чувствует.
- Тебя послушать, так можно подумать – весь урожай от нашей радости зависит! Урожай, Ивашка, от погоды зависит.
- Согласен, чего уж там. А всё ж таки на душе тоже своя погода. И от неё тоже урожай зависит и всё остальное! И коли тучи у тебя на душе, Федот, да слякоть всякая – откуда ж хорошему взяться?!
- Вот ты хвантазёр, Ивашка, нравишься ты мне за это! Токма про погоду на душе загнул ты, конечно. Настроение на душе нашей зависит от всяких там внешних штуковин – от соседа, от жинки, от губернатора, от дождя, от болезней всяких! Жизнь наша, Ивашка, как былинка на ветру!
- А ты попробуй, Федот!
- Чего – попробовать?
- Попробуй петь.
- Хм, ну допустим… А что обо мне люди подумают?! Скажут – Федот с дуба рухнул! Да и к чему петь, не понял я? Мы ж щас совсем про другое!
- Не, Федот, про то же! Ты попробуй петь, как я. Попробуй сам погоду на душе сделать! Не злиться, да не завидовать, не обижаться, да унынию не предаваться! А просто улыбаться и песни мычать!
- О чем петь, Ивашка, я ж слов не знаю?
- А и не надо слов, Федотка! Ты просто улыбайся и говори душе своей: всё хорошо, спасибо Создателю! Радостью наполни грудь свою, и песня появится. Сначала робко, тихохонько, потом окрепнет она. А потом и в привычку войдёт так, что и сам замечать перестанешь, что поёшь. А с песней в привычку и удача придёт, куда ей деваться?!
- Ладно, Ивашка, попробую… Попою. Токма ты не подглядывай, да не подслушивай: а не то, не ровён час, сглазишь меня.
Вечер сорок третий
Прикольно, но я сегодня задумался: а смогу ли я в старости рассказывать своим внукам такие мудрые сказки? Или это дар божий, способность, присущая не каждому. Хотя не исключён вариант перехода сей способности на генетическом уровне. Может попробовать пока не поздно?.. Для начала надо узнать у деда алгоритм построения сказки и принцип создания канвы…
- Дед, а как ты придумываешь сказки?
- А чиво там их придумывать?! – как всегда скромничает дед, - оно ж всё из жизни. Ежели долго жить – можно столько сказок напридумывать… Вот, кстати, Иван с Федотом тоже решили как-то сказки сочинять. Слушайте...
Сказка сорок третья
Сказки
Разговорились как-то Иван да Федот, кто какие сказки своим детям на ночь рассказывает.
Понятное дело – сказки одни и те же оказались. «Репка», например.
А Федот он же мужик мозговитый, он каждой сказке объяснение даёт.
- Это сказка про то, как одному старому дурню повезло, - говорит Федот, - такую репу Бог послал!..
- А мне кажется, она про взаимовыручку, - чешет затылок Иван.
- Вот ты дурень! Какая ж помощь может быть, к примеру, от мыши, от неё же вред один! – не соглашается Федот.
- Моя Татьяна ещё про Волка и семерых козлят любит мальцам рассказывать, - вспоминает Иван.
- Хорошая сказка, - улыбается Федот, - мы с Матрёной её тоже рассказываем, она про Козу, которая незнамо от кого козлят наплодила и бросила их как кукушка. Потом к ней Волк заходил, а она нет, что б с ним семью организовать, детям, какого-никакого, отца найти, отшила его, глупая баба.
Иван смеётся почему-то, весело ему стало Федота слушать.
- А «Теремок» - о чём, Федот, как думаешь?
- Тоже ничего сказка, умная, со смыслом, - важничает Федот, - она про то, что не надо быть наивным и глупым: нашёл жильё – живи и не делись ни с кем, иначе на шею сядут и развалят дом к ядрене фене!
Иван уже смехом в открытую заливается, как будто его щекочет кто-то.
А Федот, понятное дело, дальше рассуждает.
- «Курочка Ряба» - совсем уж простая сказка, тут даже малому понятно, что Дед-то глуповат оказался: ему курица золотое яйцо снесла, а он и не понял счастья своего. Да ежели это яйцо продать – можно выручить сто таких куриц, али тыщу. И опять же, Ивашка, заметь – Мышка бежала, хвостиком махнула… Я ж говорю – от мышей вред один!
- А «По щучьему велению»? – уже плачет от смеха Иван. Что с него взять, дурень же, ему лишь бы поржать. А Федот терпеливо объясняет.
- Там вапче, Ивашка, мужик глупее некуда! Волшебную рыбину поймал, и всяку фигню давай просить. А мог же сразу заказать трон царский с палатами, да мульонным жалованием и всего делов-то! Думать, Ивашка, надо масштабнее! Но, правда, жанился он выгодно, ничё не скажешь.
- «Пузырь, Соломинка и Лапоть» - не униматся Иван.
- А, помню, глупая сказка, Ивашка. Ладно, если животины всякие в сказке, а тут – нате вам пажалуста – вещи ожили, мусор всякий, понимаешь, разговоры разговаривает по-человечески! То есть, получается, Ивашка, теперь каждый горшок, али каждая плошка может поговорить со мной? А о чём мне может Лапоть сказать?! Али Соломинка!? Глупости и бред несусветный, такую сказку и сказкой не назовёшь, токма бредом сивой кобылы!
- А ты попробуй придумай сам, - предлагает Иван.
- А что?! И попробую! Слушай!
Федот наморщил лоб, нахмурил брови, вытянул губы трубочкой для важности и начал:
- В некотором царстве, в некотором государстве жил был дед. И посадил тот дед однажды репку, и выросла репка большая-пребольшая, да к тому же не простая, а золотая! Во как. И пошёл дед, вытянул репку и стал жить-поживать…
- Маловата сказка, чего-то, - говорит Иван.
Федот щёки надул, запыхтел и говорит:
- Это ещё не конец. Воооот… А как притащил дед репку домой-то, так стал к нему стучаться Волк и голосом бабки просить, мол, открой, это я – твоя бабка! А дед-то не дурак, он Волка сразу узнал. Тогда Волк пошёл …
- В кузню! – подсказывает Иван.
- Не, не в кузню… Не перебивай… Пошёл он на речку, окунул хвост в прорубь, да поймал Щуку. Ну, Щука говорит – отпусти ты меня, я любое желание исполню!..
Иван икать начал от смеха, раскраснелся весь, уже по коленям себя бьёт, кричит – «Ой, не могу, ой, держите меня!..»
Федот обиделся.
- Ты, Ивашка, чего ржёшь? Сам-то не сможешь, поди, сказку придумать?! А? Попробуй!
- А чего, и попробую! – говорит Иван, макушку почесал, в небо посмотрел и начал:
- Летели по небу два облака. Большие, светлые и воздушные. И вот одно облако говорит: «А полетели за тридевять земель, там вечное солнце и теплое море!» А второе облако отвечает: «Нет, вон поле сухое, надо водой наполниться и полить это поле дождиком!» «Вот ты глупое, - сказало первое облако, - зачем тебе это поле? Мы же облака!» «Но, если я не прольюсь дождём, люди останутся без урожая и погибнут!» «А если ты прольёшься дождём, то погибнешь само!» - сказало первое облако и улетело в тёплые края. А второе облако в нужный час пролилось-таки дождём, и люди были спасены. Они радовались и благодарили облако. А облако превратилось на прощание в яркую радугу и ушло в землю. А через девять дней влага из земли испарилась, и в небе снова появилось новое облако – большое светлое и воздушное!
- А как же первое облако, оно долетело до тёплого моря? – спросил Федот.
- Не-а, - печально вздохнул Ивашка, - его по дороге растрепал ветер. В клочья.
- Плохая сказка, Ивашка, потому что сказка должна хорошо закончиться, по-доброму, а у тебя… в клочья!.. Э-хе-хе.
Вечер сорок четвёртый
Вика впервые стала задумываться над глубоким смыслом сказок. Более того, у неё даже появился какой-то спортивный азарт – искать двойной, тройной и ещё, Бог знает какой смысл, в сказке, даже если его там и нет.
Вот и сегодня, я слушал очередную сказку, извлекая из её смысла, как мясо из борща, что-то своё, а Вика снова взбалтывала этот «борщ» ложкой в поисках золотого самородка.
- Дед, я поняла, это две части из разных сказок?!
Мы с дедом, не сговариваясь, смеёмся. Ох уж эта женская логика!..
Сказка сорок четвёртая
Бельё
Пошли бабы бельё в реке полоскать. Дело обычное, для женской доли привычное. Там и Татьяна с Матрёной.
Полощут, песни поют.
А мимо идут мужики на сенокос. Среди них, конечно и Иван с Федотом. Федот немного не в себе, злится отчего-то, а от чего и сам понять не может.
- День какой-то непутёвый, - ворчит он, - я, может, встал с нормальным настроением, радоваться жизни хотел, да не тут-то было… То соседский петух как бешеный орёт, то ветер солому на копне раздул, то пузо болит.
- Вот-те раз, - сожалеет Иван.
- Ага. И сосед, гад, нет чтоб петуха унять, так он ишшо и патефон включил. Я думал – щас посплю полчасика – куда там!.. Под патефон разве уснёшь?! Это он, для Пелагеи, что напротив живёт, патефон свой крутит. Пока жинка на сносях, он на соседку глаз положил...
А Матрёна бельё стирает, стирает, никак отстирать не может. Она ж его и так, и эдак – грязное и всё тут!
- …Пелагея, конечно, тоже хороша, женатому мужику глазки строит, - продолжает Федот, - хотя, ей всё равно, кому строить, она в том месяце Кузнецу глазки строила, ну и Кузнец-то и рад-радёхонек – как жена в поле, так он кузню на замок и к Пелагее!..
А Матрёна на реке бельё-то полощет, смотрит – а оно только грязнее становится! «Что за чертовщина!» – думает Матрёна.
- … Кузнец – тот ещё ходок, - веселится Федот, - он с Пелагеей шуры-муры крутил, когда та ишшо в девках ходила, а он-то ужо женатый был. Потом он с Прасковьей замутил, а Прасковья его на Мельника променяла!..
Матрёна бельё крутит-вертит, об камни бьёт, никак в толк не возьмёт – бельё-то не отмывается и всё тут!
А Федот, между тем, дальше рассказывает:
- Мельник пожил с ней полгодика и убёг от неё, во как! А почему убёг?.. – Федот наклоняется к первому попавшемуся слушателю и шепчет тому что-то в ухо, - даааа, вот такие дела! Мельник-то почему пять раз женатый?! Да потому что… - Федот притуливается к другому уху и снова что-то горячо шепчет.
- Вот зараза какая! – злится на реке Матрёна, глядя на своё бельё, - не иначе как речка мутная!
- …Только, братцы, я сомневаюсь, что пятая жена Мельника – крайняя у него будет! Намедни я видел, как она шашни крутила с Пастухом. Пастух-то парень холостой, ему-то что?! А Мельник его убьёт, если узнает. Он в том годе так соседа чуть не убил, его жинка пошла к соседу за солью и пропала на два часа! А потом пришла и говорит, что заболталась! Знаем мы – как забалтываются!.. – хихикает Федот.
А у Матрёны на реке, между тем, бельё покрылось толстым слоем грязи.
- Аааа, - орёт Матрёна, - да чтоб тебя!!!
К ней начинают подходить бабы и сочувствующе мотают головами.
- … Я, мужики, человек наблюдательный, - заявляет Федот, - ежели кто-то к кому-то пошёл за солью, али за спичками, точно знаю – неспроста енто! Как-то гляжу – идёт кто-то, воротником лицо прикрыл, шапку на глаза надвинул, понятное дело – не хочет, чтоб узнали его, ага, и ишшо сумерки, как назло. А я-то не лыком шит, проследил за ним, смотрю – мать честная!..
Матрёна уже чуть не бьётся в истерике. Татьяна, жена Ивана и другие селянки начинает успокаивать её, но Матрёна отталкивает всех и остервенело бьёт бельём по камню.
- ... Вот вы думает Батюшка – святой?! Ага, как бы не так! – злорадствует Федот, - он по молодости ни одну юбку не пропускал! Вот помню…
А на реке к Матрёне подходит соседка, ставит руки в бок и ехидно замечает:
- Понятное дело, если раз в год бельё стирать, конечно, оно такое будет!
Эти слова становятся последнее каплей, которая переполняет чашу терпения Матрёны, она хватает своё грязное бельё и со всей дури начинает отхаживать им соседку. Та не остаётся в долгу и цепляется Матрёне в волосы.
- Аааа!.. – верещит Матрёна. Она бросает бельё в воду и мутузит противницу ногами. Остальные женщины, разделившись на два лагеря, бросаются их разнимать.
Татьяна, жена Ивана в этой заварушке участия не принимает. Потому что она на речку пришла бельё полоскать. Вот и полощет.
А Матрёнино бельё сиротливо плывёт по реке.
Вечер сорок пятый
- А мне жалко Федота, - искренне сказала Вика, - вроде и не лох, а его игнорят все, даже его животные. Я не хочу такую сказку. Дед, а нет ли у тебя сказки, чтобы Федота полюбили.
- Хотя бы его животные, - добавил я с сарказмом.
Вика кинула в меня тапком, а дед сказал:
- Ну, а чего, можно вспомнить и такую сказку. Правда она хоть и про животных, но и не только…
Сказка сорок пятая
Господин
Баба Фрося – старая знахарка, её снадобьями не одно поколение односельчан вылечилось. В последнее время, правда, многие доверяют лекарю Климу Порфирьевичу, но иногда и к бабе Фросе наведываются.
Шёл как-то Иван мимо дома бабы Фроси по своим делам. Глядь – старушка у крыльца стоит, на клюку опершись, и рукой ему машет.
«А ну как что случилось?» - подумал Иван и кричит через изгородь:
- Доброго денёчка, бабушка Ефросинья! Чем-то помочь надо?
- Да, милок, помоги! Холодать стало, дрова кончились. А топор-то ужо сил нет поднять.
Иван, знамо дело, отказать не может. Топор взял, рукава засучил, на ладони поплевал и ну крошить чурки во дворе бабы Фроси.
Нарубил ей поленницу на месяц и говорит:
- Вот, бабушка, пока хватит. А как заканчиваться будут дровишки-то – покличьте меня, подсоблю.
- Ой спасибочки, Ивашечка, дай бог тебе здоровья! Коли чего надо будет для жены, для деток – приходи, завсегда помогу. Я, касатик, травки все знаю, и полезные, и вредные, и колдовские, и плутовские, я ишшо твоего деда ребятёнком лечила.
- Благодарствуйте, бабушка Ефросинья, будет надобность – обязательно обратимся.
И хотел Иван уже пойти, как тут баба Фрося говорит:
- Погоди, Ивашка, хочу подарочек тебе сделать небольшой.
Ушла старушка в сени, покопалась там и выносит травку какую-то сушёную, бечёвкой перевязанную.
- Вот, трава, Ивашечка, колдовская, да не бойся ты её, добрая она. Названия не имеет, но силу имеет необыкновенную. Сила эта в том, что ежели отвар из неё попить – станешь понимать язык зверей и птиц, во как! И будет это колдовская сила в тебе три дня и три ночи.
Почесал Иван макушку, подивился, но травку взял. Поблагодарил старушку, да и пошёл по своим делам дальше.
А вечером пришёл домой, прилёг отдыхать, да и думку думает про траву эту.
«А ну как заварить, да и выпить отварчик-то. Боязно, конечно, да уж больно любопытно!»
Подумано – сделано. Иван-то, не из таковских, которые робеют без надобности. Утречком водицы в самоварчике вскипятил и колдовскую травку вместо иван-чая бросил в заварничек. Только завтракать хотел сесть – Федот зашёл.
- Здорово, Ивашка, долго копаешься, пойдём на сенокос!
- Здорово, Федотка, успеется, садись чай пить!..
Попили чаю и пошли сено косить.
Идут мимо рощи, слышат – пищит кто-то:
«Прячемся, люди идут!»
Идут мимо пашни, снова чей-то голосок:
«По норам! Люди идут!»
Идут мимо леса, совсем шумно стало, гвалт стоит несусветный:
«Люди! Люди! Осторожнее, люди идут!»
Иван на Федота смотрит, а тот бел лицом, глаза по пятаку, стоит косу сжимает дрожащими руками и слова сказать не может. Знамо дело – чай-то вместе пили.
- Не робей, Федотка, через три дня пройдёт! – говорит Иван. И рассказал он про травку чудодейственную, что баба Фрося дала.
Подивился Федот, помолчал. А потом осмелел и говорит:
- Завтра пойду свою скотину слушать, о чём они говорят. Кто плохо обо мне скажет – на мясо пущу!
Иван только головой помотал с укоризною.
А на следующее утро Иван в лес пошёл. Уж больно ему любопытно стало – о чём звери и птицы в лесу говорят. Забрёл он в самую чащу, подождал, пока зверьё лесное к нему попривыкнет и стал прислушиваться.
«Человек за деревом! Осторожнее!» - кричит сойка. «Где? – отвечает ей кабан-секач из-под толстого дуба, - давайте я его погоняю по лесу!» «Нет, этого человека не надо гонять, он хороший! - мычит косуля, - он соляной камень приносил» «По глазам видно, что добрый!» - соглашается белка. «Точно! – соглашается с ней сорока, - это Ивашка из села Боголюбово, он простой да искренний, он как мы!»…
А Федот утром во двор вышел и сделал вид, что просто пузо чешет, да на небо смотрит. А сам прислушивается.
«Проснулся наш господин!», - заверещал кабанчик. «Наш господин встал, сейчас кушать будем!» - запричитали куры. «Ура! Господин вышел из своего хлева, сейчас нас выпустят на пастбище!» - заблеяли овцы. «Господин»… «Господин»… «Господин»… - неслось отовсюду. Весь скотный двор встречал своего хозяина.
А Федот стоял довольный да важный и гордо думал:
«Я – господин!!!».
Вечер сорок шестой
«Рано или поздно каждый задаётся вопросом о его месте в этой жизни».
Так, кажется, пишут в умных книгах. Я про это самое место ещё не задумывался, честно говоря, да мне в принципе ещё и не тяготит проблема поиска этого места. Вот закончу школу, потом универ, пойду работать, вот там и придётся доказывать – чего ты стоишь и кто ты по жизни.
Так думал я раньше.
Сейчас мне в голову лезут совсем другие мысли. Например, про то, что площадку под это место в жизни надо расчищать уже сегодня. У себя в голове.
Кто я по жизни?! Какой я?!
Сказка сорок шестая
Староста
В любом селе есть староста. Куда без него-то. Староста – человек уважаемый, авторитетный и справедливый. Люди ему доверяют и слушаются, ежели что.
Вот и в Боголюбово был свой староста. Был да помер. Как ни печально, но годы берут своё, боголюбовский староста жил долго и достойно, односельчане говорили на его могиле хорошие слова. А когда прошли сороковины, решили, что пора избрать нового человека на этот пост.
Батюшка кликнул клич и на площади перед храмом собрались все мужики.
- Миряне! – сказал Батюшка, - никто не вечен, но жизнь с божьей помощью продолжается! Давайте же помолимся за упокой души нашего почившего старосты и во здравие нового старосты, которого общими усилиями нам предстоит выбрать!
- Как выбирать будем? – спросил кто-то из толпы.
- А тут всё просто, - ответил Батюшка, - выбрать надо самого уважаемого и авторитетного. Покумекайте, порешайте, и через неделю встретимся.
На том и разошлись.
Федот домой пришёл весь в думках, сел печально на лавку и в пустоту смотрит.
- Ай случилось чего? – интересуется Матрёна.
Федот молчит.
- Блинов хочешь?
Федот не слышит.
- Воды принеси из колодца!
Федот не шелохнется.
- А поленом по горбу? - спрашивает Матрёна.
Поленом получить никто не хочет, понятное дело. Федот затылок почесал и отвечает:
- Хочу я быть старостой!
Матрёна – где стояла, там и села.
- Ты чего это удумал, дуралей?! Какой из тебя староста?! Из тебя же староста – как из меня прынсесса заморская! На кой ляд тебе это?!
- Староста – человек уважаемый и авторитетный, - отвечает Федот, - я хочу, чтобы меня уважали и чтоб я в авторитете был!
- Идиот ты, Федотушка, - говорит Матрёна, - старосту уважают, не за то, что он староста, а за дела его и поступки, за мудрость его житейскую.
- А вот с утра пойду и начну дела и поступки совершать, чтоб прямо ахнули все и сказали – только Федот должен быть старостой!
- За неделю вряд ли успеешь, - качает головой Матрёна.
- Главное начать! – хлопнул себя по колену Федот.
А утром рано пошёл Федот по селу.
Солнце только взошло, пастух стадо выгоняет за околицу.
- Здравствуй, пастух! – улыбается Федот.
- Здорово, Федот, коль не шутишь, - насторожился пастух.
- Как здоровье, пастух, как семья?
- Вашими молитвами здоровье, Федот, а вот насчёт семьи – нет у меня семьи, и не было никогда, али запамятовал?!
- Как поголовье скота? – умничает Федот.
- Поголовье как поголовье, скот как скот, - отвечает пастух.
- Ты бы это… фуражку задом наперёд повернул бы!
- Зачем?
- Это, пастух, народная мудрость и моё авторитетное мнение! Для повышения сохранности поголовья.
Сказал так Федот и дальше пошёл.
Пастух только затылок кнутом почесал.
А вот и кузница. У крыльца кузнец сидит. Он огонь развёл, ждёт, пока жаром печь наполнится.
- Здравствуй, кузнец! – говорит Федот.
- Здорово, Федотка! – отвечает кузнец.
- Как сам, как детки?
- Хорошо, Федот, только деток у меня пока количеством в один.
- Неправильно ты, кузнец, пламя раздул, его надо с восходом солнца одновременно раздувать, так жарче будет. И с закатом гасить.
Сказал так Федот и пошёл важно дальше.
Кузнец ничего не ответил, только кадык сглотнул.
Идёт Федот мимо мельницы. А тут и мельник идёт на работу.
- Здравствуй, мельник! – говорит Федот.
- Здорово, Федот!
- Как жена, как мельница?
- Спасибо, хорошо!
- Ты вот, мельник, послушай меня. Я тут придумал, как сделать, чтобы ветер всегда был.
- Как?
- Так это надо чтобы мельница крутилась постоянно, от неё и будет ветер!
Проговорил так Федот и дальше пошёл важно.
А мельник на крылья мельницы голову задрал и смотрит ошалело.
Навстречу мужики идут, косы на плече несут.
- Здравствуйте, мужчины! – солидно говорит Федот.
- Здорово, Федот! – отвечают мужики.
- На сенокос?
- А то куда же ишшо?
- Вот, видите, я сразу могу распознать, куда вы идёте, потому что мудрый.
У мужиков челюсти отвисли, а Федот довольный дальше пошёл.
Так он прошёл всё село и всем на пути советы мудрые давал, с уважением, как положено будущему старосте.
А через неделю собрались все на площади старосту выбирать. Батюшка оглядел толпу и спрашивает:
- Ну, рабы божьи, кто речь скажет?
И все в один голос:
- Федоооот! Конечно, Федот!.. Он самый умный! Пусть Федот говорит!
- Ну, хорошо, говори, Федот, коли так, - соглашается Батюшка, - как думаешь, кто из селян достоин должности Старосты? Только хорошо подумай. Это должен быть человек уважаемый, авторитетный и мудрый, в общем, не такой как ты, Федот!..
Вечер сорок седьмой
Кроме всего прочего, в деревне мы впервые в жизни узнаём много прикольных фишек, типа народных примет.
«Баба с пустыми вёдрами» - одно из них. Перешла дорогу селянка по дороге к колодцу – всё, удачи не будет. С чёрной кошкой – такая же история, и с рассыпанной солью.
Но я подумал о другом: получается, что раньше я, не зная этих примет, спокойно себе жил и ничего такого неудачного в моей жизни не случалось. А теперь?!..
Выходит, что эта злосчастная баба с вёдрами у меня в голове?!
Тогда почему народ придумал такие приметы? Это ж неспроста?! Кому верить?!
Надо будет спросить у деда…
Сказка сорок седьмая
Гороскоп
- Здорово Ивашка!
- Здорово, Федотка!
- Послушай, Ивашка, чего я узнал! Оказывается, мы с тобой не просто люди, мы ишшо и знаки!
- Чего? Какие такие знаки, мудрёно говоришь.
- Я, Ивашка, намедни со школьным учителем апчался, он про одну умную книжку рассказал. Там такоееее!.. Я сначала ни хрена не понял, а потом доходить начал. Оказывается, все люди родились под своими звёздами и посему они и называются знаками.
- Как это под своими звёздами, Федот? Звёзд – вон сколько много, на всех хватит, они общие.
- Уж не делай, Ивашка, вид, что ты умнее книжки! Меня послушай! Предположим, ты упрямый и глупый, а знаешь почему?
- Почему?
- Потому что, Ивашка, ты под знаком Быка родился. Ты ж не виноват, что под ним родился, Ивашка, не переживай! Я ж с тобой всё равно дружить буду. А я вот под знаком Дракона родился, поэтому такой сильный и властный.
- Ух-ты! – искренне удивляется Иван.
- Да! И это ишшо не всё! Ишшо значение имеет месяц, в котором ты родился! Там тоже всё просто, Ивашка! А я-то, думал, почему оно так, а оно вона почему!
- Почему?
- Ежели, ты, Ивашка, по месяцу Баран, значит, ты и будешь как Баран, глупый и твердолобый! А я – Волк, знак героический и умный! И, значится, повезло мне в жизни!
- Делааа! – радуется Иван.
- Я, Ивашка, теперь про всех могу сказать – кто какой знак, - разошёлся Федот, - вот Батюшка, к примеру, думается мне, знак Медведя, любит покушать, поспать и других покритиковать! Кузнец – знак Лося, прёт напролом, здоровьем Бог не обидел, а про умишко запамятовал!
- А Мельник? – любопытствует Иван.
- Мельник – Лиса, точно! У себя на уме.
- Получается, что всех людей можно с животными сравнить? – догадывается Иван.
- Да, получается, что так, - важно говорит Федот.
- Всё равно непонятно, - морщит лоб Иван, - это что же получается, ежели какой человек под каким знаком родился, то значит и судьбинушка его ужо заранее предначертана?
- Знамо дело! Это ж звёзды!
- Не, а я не согласен! – вредничает Иван, - я думаю, что каждый человек в силах измениться, поменяться до неузнаваемости, может, и в лучшую, может, и в худшую сторону, но как-то это неправильно – зависеть от звезды.
- Вот, я ж говорю – Баран ты по гороскопу ентому, упрямый и твердолобый! Энто ж целая наука, Ивашка! Куда ты против науки!
- Давай, Федот, рассуждать, - гнёт своё Иван, - вот родился, к примеру, мужик…
- Ну?!
- Под такой звездой, что быть ему богатым и счастливым всю жизнь…
- Ну?!
- Так что ж ему – на печи сидеть?! Зачем ему пахать да сеять, коли там, на небе ужо предначертано жить в достатке?! Сиди на печи, да жуй калачи!
- Правильно!
- А кто ж его кормить-то будет?! Кто его богатым и счастливым сделает, Федот? Звёзды?!
- А мож он клад какой найдёт! Или наследство получит!
- И наоборот… - не унимается Иван, - по звёздам твоим он неудачник, горемыка, и должон он быть гол как сокол. А он взял и счастливым сделался и богатым! Безо всякого наследства и клада. Просто работал, не покладая рук, не роптал и на звёзды не сетовал.
- Тебя послушать – так человек ваапче как будто существо независимое и звёздам неподвластное! – обижается Федот.
- А я, Федот, так и думаю! Всё в руках наших и в головах!
- Дурень ты, Ивашка! Ежели бы всё так и было – все были бы счастливые и богатые. А оно вона как, корячишься-корячишься, а воз и ныне там. Кто-то на бричке в серебряной упряжи раскатывает по столицам, а кто-то в земле ковыряется…
А Иван аж заржал, как тот конь в серебряной упряжи:
- Эх, Федот, смешной ты донельзя! Рассмешил… Разве ж счастье в бричке и в столицах?!
- А то в чём же, дурень?!!!
Вот и поговорили.
Сколько ни спорь, а всяк при своём остаётся. Такие уж они разные – Иван да Федот.
Вечер сорок восьмой
У деда на чердаке до сих пор хранятся артефакты его большой, насыщенной событиями, жизни. Нет, там не серп с молотом и не обрез двустволки. Там кипы старых пожелтевших газет и связки журналов с архаичными названиями: «Крестьянка», «Крокодил», «Роман-газета». Когда мне скучно, я забираюсь на чердак, сажусь на пыльный дырявый диван и листаю страницы прошлого.
Однажды, меня перемкнуло. Перечитывая напыщенные лозунговые заголовки и сопоставляя их с дедовскими рассказами о том времени, мне вспомнилось словосочетание, сказанное когда-то моим учителем истории: «двойная мораль». Вот, оказывается, что это такое!..
- Дед, расскажи сказку о двойной морали, - попросил я вечером, попутно придерживая отвалившуюся челюсть сестры.
Сказка сорок восьмая
Пост
Попал как-то Федот в неловкую ситуацию.
Пошёл к Батюшке договориться насчёт крестин для мальца, а того в церкви не оказалось. Тогда Федот домой к нему пошёл. Дом у батюшки видный – крыша черепичная, ставни изразцовые, ворота дубовые. Федот в ворота постучал – тишина. Толкнул – открыто. Ну, он и пошёл. Во двор зашёл, потом и в избу. Не видать никого. Так Федот и до поповской трапезной дошёл. Двери отворяет, видит картину: батюшка за столом сидит: в одной руке баранья нога жареная, в другой – чарка хмельная. Всё бы ничего, да пост на дворе! Все селяне постятся. А тут такое… Да еще и у служителя божьего. Растерялся Федот, стоит, не знает, что делать. Да и Батюшка его увидал. Хотел Федот как-то извиниться и уйти восвояси, как Батюшка рукой махнул – дескать, проходи, присаживайся. А сам баранью ногу крестом осенил и сказал ей:
- Нарекаю тебя отныне огурцом! – и смачно откусил мясца.
Федот аж слюной подавился. Присел робко рядом и спрашивает:
- А что, так можно было?
Батюшка прожевал, салфеточкой губы промокнул и отвечает:
- Можно, если осторожно! Я, Федот, свои грехи-то отмолю, поскольку осмысляю и разумею. А вот ты, к примеру, живёшь в невежестве, а в невежестве грешить – это дерзость несусветная и вызов Создателю нашему.
Федот макушку почесал, в потолок посмотрел и выводы сделал.
А когда домой воротился, велел жене щей сварить на свиных рёбрышках. Матрёна в погреб побежала, да на полпути остановилась, на Федота грозно уставилась и говорит:
- Так пост же, Федотушка! Шутки шутить надумал, охальник?! Разве ж так можно?
- Можно, если осторожно! – отвечает Федот, - мы ж, Матрёна, рёбрышек поедим и грех отмолим немедля, его и не станет. А главное – не говорить никому об этом, поскольку люди в невежестве своём живут, грешить все подряд начнут, решат, что коли Федоту можно, то и всем можно. А сия тайна токма нам с Батюшкой известна, во как.
Матрёна замешкалась, креститься начала, молитву шептать, но в погреб пошла – рёбрышек-то хочется.
А когда Федот жирных ребрышек откушал, то конечно сутки целые переживал, в небо смотрел, да на образа – боялся гнева Божьего. А ну как случится с ним что, рога вырастут али хвост, или вообще молния сверху пронзит его.
Ничего не случилось.
Обрадовался Федот, стал грешить направо и налево, а по вечерам отмаливать грехи свои. Помолиться несложно, много времени не займёт, а грех – вещь такая сладкая.
Но, само собой, секретик свой Федот никому не раскрывал. Народ-то невежественен, им только волю дай…
А потом совсем невероятное случилось. Засвербило у Федота в мозгу – а ну как ещё кто-то про секрет знает?! Вдруг люди не постятся в пост, а подъедаются по-тихому за закрытыми шторами и потом отмаливают грех свой! А то глядишь некоторые и того хуже – помолиться забывают и живут во грехе спокойно.
Думая так, пошёл Федот по селу, да стал в окна заглядывать: не ест ли кто жирного да не скоромного?!
Решил и к Ивану в гости неожиданно нагрянуть. Он хоть и друг, да кто его знает – что у него на уме!
- Здорово, Ивашка!
- Здорово, Федотка! Проходи, гостем будешь! С чем пожаловал?
- Да вот мимо шёл, дай, думаю, зайду к другу.
- Я тебе завсегда, Федот, рад, присаживайся за стол, чай пить будем.
- Чай – это хорошо, - говорит Федот, - да одним чаем сыт не будешь,
- Есть пироги ишшо! – предлагает Иван.
- С ливером?
- Не, как можно, пост же, с капустой. А ишшо моя Татьяна каши наварила пшённой, вкуснотишша!..
- Со шкварками? – осторожно спрашивает Федот, рассматривая свои ногти.
- Не, пост же, Федот, забыл что ли?!
Федот пирога пожевал и спрашивает:
- А чего ты боишься, Ивашка, тесто в пироге толстое – ливеру не видать, да и шкварки в каше кто заметит?! Зато вкусно.
Иван улыбнулся, мол, ох и шутник ты, Федотка, а потом подумал и отвечает:
- Так-то так, может оно и можно, да только как-то нечестно это. И в тесто можно спрятать и в кашу закопать, а грех-то останется на душе нашей. А коли мы живём с Богом в душе, то не место там греху. Я, Федот, так разумею. И ишшо я думаю – проще жить честно, чем жить тайными умыслами да двойной жизнью. И на душе хорошо, и Создатель нас любит.
Вечер сорок девятый
- Хорошо всё-таки, что у нас такой дед! – вздыхает благоговейно Виктория.
- Какой – такой? – переспрашиваю я.
- Ну, не такой, как все!
- А у тебя, что, было много дедов? Есть с кем сравнивать?
- Дурак ты, Дениска, я же про то, что он у нас такой… такой… няшка!
- А-а... Ну, да… Ну, да…
- Прикалываешься? А я вот на самом деле уверена, что не все деды в его возрасте умеют, например, рассказывать такие жизненные сказки.
- Насчёт сказок – согласен. А вот «не как все» - это звучит подозрительно.
- В смысле?!
- Это можно считать синонимом ненормальности.
- А что тут плохого?! – оживляется Вика.
Согласен. В мегаполисе быть ненормальным – залог успеха.
Сказка сорок девятая
Как все
Идут Федот с Иваном на сенокос. Вышли за околицу, подошли к Гнилому ручью. Через Гнилой ручей мосток перекинут. Федот по мостку прошёл на другую сторону, а Иван вдруг ни с того ни с сего встал как вкопанный и стоит, смотрит.
- Ты чего? – спрашивает Федот, - али забыл чего?
- Не, - отвечает Иван, - не забыл, только я вот подумал: Гнилой ручей-то высох давно.
- И что с того?
- Ну, так с чего это мы через мосток тогда ходим?
- Дурень ты, Ивашка, все ходят, и мы ходим.
- А ежели он высох, чего по мостку идти, Федот?! Да к тому же мы к мостку вон какой крюк делаем!
Федот репу почесал, попыхтел и ничего не сказал.
Идут дальше.
На дороге валун лежит. Откуда он там взялся – никто не помнит. Может, с неба упал. Но лежит он на дороге очень давно.
Федот этот валун обошёл и дальше пошёл, а Иван остановился перед ним, и стоит, думку думает.
- Ты чего? – оборачивается Федот.
- Я вот, Федот, думаю, почему мы эту каменюку всегда обходим?
- Вот дурень, а как же иначе, Ивашка?! Она ж вон какая увесистая, не перелезать же через неё?! Все обходят, и мы обходим.
- А если взять и просто скатить этот валун с дороги, Федот? Оно ж куда проще будет! Чего мы должны бояться его!
Поднатужился Иван, упёрся всем телом в каменную глыбу и толкает его с дороги в овраг.
Федот сначала стоял да ухмылялся, потом на ладони поплевал и к Ивашке присоединился. Толкали-толкали и вытолкали камень с пути.
- Вот так! – сказал Иван.
- А то! – согласился Федот.
Идут дальше.
Пришли в поле. Федот достал брусок точильный и давай косу править – вжик-вжик, вжик-вжик…
А Иван опять стоит, не шелохнется, на Федота смотрит. Смотрел, смотрел, а потом и говорит:
- А почему ты, Федотка, левой рукой точило держишь?
- Потому что правой я косу держу, - усмехается Федот, - так все делают.
- Так правой рукой сподручнее бруском работать, а косу придерживать можно и нерабочей – левой рукой.
Федот руки поменял, приловчился – и точно, быстрее дело идёт!
Ну и Иван тоже не отстаёт.
Косить начали.
Федот разошёлся – не догнать. А Иван покосил малость и опять стоит, думку думает.
- Ты чего, Ивашка?! – кричит разгорячённый Федот.
А Иван отвечает:
- А я вот, Федот, думаю – почему ты рядами косишь?
- А как же иначе? – злится Федот, - так мой дед косил, и дед моего деда так же косил.
- Ну, а вот, ежели, не по рядам, а по спирали косить, от центра?! – говорит Иван.
- Ну, ты и загнул! – смеётся Федот, - зачем так мудрить?! Коси как все!
- А затем, что потом сено в копну проще собирать будет, - отвечает Иван.
Федот уставился в пространство, мозгом пошевелил и говорит:
- Правда твоя, Ивашка! Я, наверное, тоже так попробую.
Покосили Иван с Федотом до устали и пошли домой. Идут, разговоры разговаривают.
- Вот ты, Ивашка, неправильный какой-то, - хмурится Федот, - всё норовишь делать не как все.
- Как все – это же не обязательно правильно? – отвечает Иван, - оно вроде бы и нехорошо, это как бы неуважение проявляешь, а с другой стороны… Вот слушай, Федот, я тебе что расскажу. Намедни смотрю – пастух стадо гонит. Стадо послушное, хорошо идут, плотненько. Кроме одной коровы. Она как бы со стадом, но и сама по себе: то на кустике задержится, то о дерево почешется. Вот. И подходят они к торфяному болоту. Болото, знамо дело не опасное, но где-то и увязнуть можно. А трава там сочная, ну и коровы ломанулись в болото. Пастух думает – корова животное неглупое, опасность чует, и коли идёт в болото без опаски, значит всё в порядке. И только та корова, которая сама по себе, осталась на берегу. Во как.
- И чего? Ты к чему это, Ивашка, про корову-то?
- А к тому, Федот, что я вот думаю – а не стыдно быть не как все! Не стыдно принимать своё решение и иметь своё мнение! Стыдно – быть тупым стадом.
Вечер пятидесятый
- Дед, а расскажи сказку про любовь! – просит Вика.
Я её понимаю, она ж девочка, ей же необходимы все эти сериалы и мультики про принцесс и отношения. Я только не понимаю – с чего она решила, что дед и об этом может сказку рассказать?! Либо её степень доверия зашкаливает, либо степень наивности. Ещё и подошла к нему как-то по девчачьи, распустив волосы и нежно обняв за шею.
Дед не смутился. Его врасплох не застанешь. Он только прищурился лукаво, будто размышляя – стоит рассказывать малолетке о такой взрослой вещи, как любовь, или рановато ещё?
Любовь – лично для меня вещь мутная. Если не опускаться до пошлого значения этого слова, то все эти страсти не находятся для меня в зоне понимания. И ещё меня немного плющит от осознания того, что я когда-то кого-то, кроме своих близких, могу полюбить…
А дед, на самом деле, и не размышлял совсем, он просто припоминал – какую же из своих тысячи сказок выбрать…
Сказка пятидесятая
Любовь
- Здорово, Ивашка!
- Здорово, Федотка!
- Слушай, Ивашка, что я тебе расскажу: общался намедни с почтальоном, так он говорит, что в каком-то соседнем селе живёт мужик Ивашка и жинку его Матрёною зовут! А в другом селе живёт мужик Федот, и жена у него, ты не поверишь – Татьяна!
- Хм, забавно!
- И всё?!
- А чего ишшо?
- Ну, ты дурень, Ивашка, дурень и есть! Так ты это, представляешь, это как будто мы с тобой жинками поменялись!
- Не, не представляю, Федотка.
- Ну, понятное дело, представлялка у тебя не работает!.. А я вот, Иван, думаю – а вдруг твоя Татьяна была бы моей женой?
Иван сразу улыбаться перестал, по скулам желваки заходили, насупился весь.
- Не, не стала бы.
- Да не злись ты, дурень, я ж понарошку!
- И понарошку не станет!
- Я ж как будто!.. Вот в соседнем селе живёт же мужик Федот?!
- Ну, пущай живёт.
- И у него жену Татьяной кличут, понимаешь?
- Понимаю. Но это ж не моя Татьянушка, а чужая. И Федот – другой.
- А я ж проста представил, Ивашка!.. Что тот Федот – это я. И вот я сижу на лавке, а с меня сапоги стягивает не Матрёна, а Татьяна! К столу зовёт не Матрёна, а Татьяна! Цалует и голубит меня не Матрёна, а…
Ивашка не стал дослушивать Федота. Картуз ему надвинул до самого подбородка и слегка по макушке стукнул.
- Ты чего?! – завопил Федот, - вапче у тебя с воображением того… Ивашка! Ну и упрямый ты! И глупый!
- Ишшо раз мою Татьяну представишь – башку откручу, - мрачно говорит Иван.
Федот тоже злится. Отворачивается и пыхтит. Потом его злость быстро проходит, он поворачивается и предлагает:
- А вот давай тогда наоборот, Ивашка?!
- Чего наоборот?
- Как будто у тебя жена – Матрёна.
- Не, не хочу.
- Почему?
- Не люблю я её!
- М-дааа, Ивашка, с тобой каши не сваришь. Я ж тебя с ней жить не заставляю! Я ж говорю – просто представь!
- Не хочу.
- Понятно, - снова злится Федот, - ну, тогда представь, что твоя Татьянка – она твоя, но только зовут её не Татьяна, а Матрёна!
- Как это?
- Это как бы при рождении назвать ее решили так! Понимаешь? Ты ж на ней жанился не потому, что ее Татьяной зовут, а потому, что люба она тебе?! Правильно?
- Ну, да, люба! – соглашается Ивашка, светлея лицом.
- Ну, и какая разница как зовут её? А?! Хоть Фёкла, хоть Авдотья – она всё равно твоя?!
Иван чешет затылок.
- Ну, понятное дело… Токма я это… не представляю, что её как-то по-другому зовут. Я ужо шибко привык, что она Татьяна. Я и думаю про неё – «моя Татьянушка», «Танюшка – любовь моя!» А ты говоришь – Авдотья! Не, не хочу.
- Понятно, Ивашечка. Понятно, что не понимаешь ты ничего. Разве ж в имени дело?! Ты же не за имя её любишь?! Вот скажи – за что ты её любишь?
- Как это?
- Эээх… - злится Федот, - смотри, вот я, например, люблю свою Матрёну за то, что она такая справная у меня вся, в теле! За то, что блины хорошо выпекает! Порой такие блины, что ем-ем и ел бы, не вставая из-за стола сутками. Люблю за то, что хозяйственная, за скотиной ухаживает, и в доме прибрано. Я ж иногда в грязных сапожищах с пашни приду, так она меня домой не пущает, ругает почём зря… Чистоплотная значит. Ну и это… - Федот покрывается румянцем, - ночью как обнимет, что аж рёбра трещат!.. Вооот. А ты, Ивашка, за что любишь свою Татьянку?
Иван долго смотрит вдаль, вздыхает и говорит:
- Не знаю… А вот ни за что-то, я просто так люблю. Когда она рядышком и когда далеко, просто знаю, что она есть и хорошо мне почему-то на сердце, Федот. Хочется её любить почему-то! И я люблю!
Вечер пятьдесят первый
- Дед, а расскажи ещё такую сказку, чтобы Федот в ней хороший был, - просит Вика.
- А кто ж тебе сказал, что он плохой? – притворно удивляется дед.
- Ну как?! В твоих сказках он выступает в роли отрицательного персонажа, это нормально для любого литературного произведения, - поучает деда Викуля.
- Не, не согласен я, - отвечает дед, - разве ж так бывает, что один плохой, а другой хороший. Это ж с какой стороны посмотреть… Да и помнить надо слово святое: не судите, да не судимы будете! А ежели вам чего в нём не нравится, так это ж я специально делаю, чтобы значит показать какие качества изжить из себя надыть, вот так.
- Окей, дед, давай! Валяй про качества, а мы изживать будем!
Сказка пятьдесят первая
Один
- Здорово, Ивашка!
- Здорово, Федотка!
- Ты куда это пропал, Ивашка? Я ж тебя целых три дня, три часа и три минуты не видел! Дай-ка я тебя обниму, дурня!
- Я прихворнул немного, Федот. Вот, отлежался, подлечился.
- Вона чё. Ну, тогда я тебя обнимать не буду, мало ли.
- Так я уже вылечился, Федот, меня Татьяна малиной да корешками всякими на ноги быстро поставила! Зачем ей больной мужик?! – смеётся Иван.
- И то верно, - соглашается Федот, - а я уж думаю – где Ивашка? Как же он без меня? Я-то могу друга себе и другого найти, а вот ты ж пропадёшь без меня!
Иван лукаво хихикает в усы.
- А если б тебя не было совсем, Федот?! Если бы ты вообще не родился – я бы что, не смог жить без тебя?
- Как это – не было, как это – не родился?! Ивашка, ты что такое говоришь?! – возмущается Федот, - я есть на белом свете, я родился!
- Ну, дык я не против! – смеётся Иван.
- То-то ж мне! – хмурится Федот.
- Хорошо, Федот, а вот давай представим наоборот – ты родился, и больше никого нету, никто больше не родился! Представляешь?! На всём белом свете!
- Как это? Я – один?! Совсем?!!!
- Да!
- Аааа! Офигеееееть! Вот это даааа!!! То есть я тут один по селу хожу, что хочу то и делаю?
- Ну да!
- Ну, ты Ивашка и придумал, хвантазёр… Хотя мне нравится! Представляешь, все поля мои! И Мельница моя, и кузня, и даже церковь! А коровы и лошади в этом мире есть, Ивашка?
- Ну, пущай будут.
- Обалдеееть… И всё моё!.. – лицо Федота расплывается в улыбке и светится как начищенный самовар, - послушай, Ивашка, так я это… сяду в бричку с золотой упряжью и поеду в столицу! Чего мне в этой дыре торчать?!
- Езжай, Федот!
- Вооооот… И приеду я в Петербург, а там тоже никого!..
- Никого! Ты – один на всём белом свете!
- Ну и нуууу!.. – Федот закатывает к небу глаза, - енто ж я куда хочу, туда и пойду в Петербурге-то?!
- Само собой, - разрешает Иван.
- И в любое питейное заведение? И в любую харчевню? И в Кунсткамеру, и в Эрмитаж? И даже во дворец Императора?! Его же там нету?
- Нету? Совсем!
- И я на троне могу посидеть?! – с придыханием предполагает Федот.
- А то!
- Спасибо, Ивашка! Ага, посижу… - Федот закрывает глаза, и целую минуту молчит, представляя себя на троне, потом снова открывает глаза и осторожно спрашивает:
- Ивашка, ты же сказал – на всём белом свете я один!
- Ну да.
- Так я это… и в Париж могу поехать, на самоходной машине, и в Италии всякие, и в Америки?!
- Можешь, Федот!
- Я, Ивашка, тогда буду по всему миру раскатывать, куда хочу – туда и поеду! Там чуток поживу, потом в другом месте… Зимой, знамо дело, в Африку поеду, морозы там пережду, на солнышке погреюсь… На слоне покатаюсь, и на жирахве… Хорошо!.. А летом на моря поеду на паровозе!
- Не, на паровозе не получится! – смеётся Иван.
- Это почему ещё?! Мой же мир, на чём хочу, на том и еду!
- Потому что ты, Федотка, паровозы водить не умеешь, - говорит Иван.
- А машинист на что?! – злится Федот.
- Какой машинист, Федот?! Ты же один! Нету ни машиниста, ни повара в харчевне, ни портного, ни плотника, ни конюха, ни матроса! Ни-ко-го! Ты один, Федот!
- А, ну да. Один, - печально соглашается Федот.
Он мрачнеет и начинает нервно ходить взад-вперёд.
А Ивашка что? Картуз на глаза надвинул, руки за голову и сидит лыбу давит, дурень.
- Как же это получается, Ивашка, - говорит наконец Федот, - я – центр этой жизни, Ивашка! Весь мир создан для меня! Хочу карманы золотом набью, хочу поросёнка с яблоками в городе Париже съем! А мне – неинтересно!!! Представляешь?! Мне противно и плохо!
- Бывает, - подаёт голос Иван.
- С кем мне поделиться радостью-то своей, Ивашка? Ежели нету никого. А нафига тогда мне энти богатства, если радоваться не с кем?! Если ни обнять никого, ни послать от души! Не, Ивашка, не согласный я! Возвращай меня обратно!
Вечер пятьдесят второй
Дед ходил на чьи-то похороны. Печальное мероприятие, но неизбежное как природное явление. Пришёл мрачный, долго сидел, потом откуда-то с полок достал пыльный альбом и листал его, щурясь через стёкла очков. Мы деликатно молчали, только Вика подошла к нему сзади и обняла за шею…
А вечером была сказка про вечность.
Сказка пятьдесят вторая
Вечность
- Здорово, Ивашка!
- Здорово, Федотка!
- Пойдём поле пахать?
- Пошли!
- Только не так как вчера, Ивашка, я вчера так упахался, что чуть живой домой пришёл! Давай не гнать лошадей!
- А по мне нормально, Федот!
- Ох и здоровый ты, бугай! Ты и два таких поля вспашешь и хоть бы хны! Гляди, так и помрёшь на меже! Надо же беречь себя, Ивашка, жизнь-то короткая!
- Не, Федот, жизнь большая!
- Чего там большого?! Не смеши. Не успеешь глазом моргнуть – тут тебе и панихида! Э-э-эх… Вот пожить бы лет двести, али триста!..
- Я не против, Федот!
- … Али пятьсот, али тыщу!..
- Можно и тыщу!
- Слушай, Ивашка, а если вапче жить вечно?!
- Энто как? Разве ж так может быть?!
- Ну, а вот давай представим, Ивашечка!
- Ну, давай!
- Живём мы с тобой, живём, все наши ровесники уже умерли давно, а мы живём! Красота!
- Не, не нравится мне, такое, Федот, - мрачнеет Иван.
- Почему?
- Потому что получается, что мы и детей своих с внуками переживём? Схороним их и дальше жить будем? Как-то мне это не любо, Федот.
- Да… Нехорошо, - пыхтит Федот, - ну да ладно, пусть они тоже с нами вечно живут.
- Вот, вот это мне нравится! Только и остальные как же? Родичи, соседи, друзья-приятели, все знакомые, к которым привыкли – как же они?!
- Не, Ивашка, на всех места не хватит, давай как-нибудь поменьше вечножителей!.. Ага! Ну, значит, живём мы, живём, всех односельчан пережили, и Батюшку, и губернатора, и даже… - Федот закатывает глаза и тычет пальцем в небо, - самого Царя!
- Ну, а дальше что?
- Не знаю, давай вместе представлять! Я думаю, что жизнь будет лучше, Ивашка, чем сейчас! Машины всякие самоходные будут по дорогам ездить, даже у нас в селе…
- Не, по нашим дорогам шибко не поездят!
- Вот ты дурень, Ивашка, вечно ты всё испортить норовишь… Не мешай мечтать! Ага… Ишшо ерапланы самолётные летать будут, и лектрические свечки в каждой избе! И потом ишшо всякого разного напридумывают, а мы живём с тобой и живём, Ивашечка, и всё это видим-наблюдаем! И ерапланы быстрее, и машины красивше, а мы живём и смотрим, что дальше будет.
- А дальше что?
- Ну… Дальше – больше! Техника дойдёт до того, что блины сами будут выпекаться и в рот лететь; что мясо само будет жариться и в тарелку с огурчиком ложиться; что будем пить вино хранцузское, и мухи не будут в жару летать!..
- А с нами-то что будет, Федот?
- В каком смысле? Мы же вечные, с нами ничего не будет!
- Не, я не про это, Федот. Вот я подумал – а мы вот вечно жить-то для чего будем? Чтобы токма блины-самопёки кушать, да на ерапланах летать?
- Ну, не только. Ишшо другие дела делать, мало ли… Вечность, Ивашка, она такая штука, что щас даже и не понимаешь – чего там да как, а оно раз и случится!..
- А как там с людьми будет, Федот, в ентом будущем? Как думаешь?
Федот морщит лоб. Вздыхает.
- Думаю, Ивашка, что нас все любить будут, в кунсткамере за деньги показывать станут. Скажут – смотрите, народ честной, это Ивашка и Федот Пантелеич из села Боголюбово, которые живут вечно!
- Я про отношения спрашиваю, Федот.
- А что отношения?! Нормальные отношения будут. У всех же по машине самоходной и ераплану самолётному, поэтому все счастливые и довольные! Домой приехали, блинов поели и спать. Красота!
- А мне думается, что в будущем люди станут любить и уважать друг друга, ссориться совсем не будут, а уж войнушку какую затеивать – Боже упаси, всё токма полюбовно решать, и чтобы все довольны оставались!
- Ох и хвантазёр ты, Ивашка, разве ж так может быть?! Так не бывает в жизни! Всегда кому-то блинов больше подавай и ераплан покрасивше. А на всех не хватит.
- Не, Федот. Разве ж для любви и уважения важно – сколько у кого богатства? Ведь самое большое богатство – это и есть любовь! Отношения между людьми – ценность, а не ерапланы с машинами, Федот. И не обязательно жить вечно, чтобы понять это?! Не важно – сколько жить, а важно – как!
Вечер последний
Мы чуть было не забыли про дату отъезда. Я даже офигел немного от этого факта: получается, что домой-то нас не особо и тянуло. Мы вжились в эту кантри-лайф всем своим существом, срослись с ней, сроднились, и если бы не школа – глядишь, могли бы и подзадержаться. Ведь хотелось бы увидеть местные пейзажи и в другом ракурсе – снежные шапки на избах, тропы в огромных сугробах, ведущие к колодцу, берёзовые поленья в печи…
Но всему этому предстояло жить только в нашем воображении.
До станции мы ехали на подводе. Это такая телега, в которую впрягается лошадь. Дед сидел впереди и понукал лошадку, изредка молча поглядывая на нас. В его глазах была то ли грусть, то ли усталость от нашего гостевания.
Мы вдыхали напоследок, ставшие привычными, деревенские запахи и мысленно прощались с окрестностями. Прощай лес и речка, прощайте селяне!
Прощай, дед!
Хотя – почему прощай?! Мы же ещё встретимся! Не правда ли?
Мы вернемся к тебе, дедушка Иван Иванович из села Боголюбово!
